Макс Ливнев - Мустанг и Чика. Черновик.
— Ты, пацан, сам виноват. Зачем злил капитана? И про приводы не забывай. На колонию вполне хватит.
— Это не дает вам право подвергать насилию малолетку. А вам с капитаном за это много чего может состояться. Теперь слушай меня внимательно. Проведете расследование кражи вещей из моей квартиры как положено. Это раз. Оформляете того типа Кешу по статье за сексуальное домогательство к несовершеннолетнему. Это два. И пусть он вас проклянет. Ведь вы ему совсем другое обещали, — проговорил, из-за всех сил держа грубоватый тон голоса, боясь сорваться на пионерский дискант, — Если я не увижу этих действий, то буду в глубокой печали. Чао, бамбино!
Вот они козлы. Я так и не выспался. Время — пять утра. Из этого поселка до моего городка километров шесть по дороге. Решил дождаться автобуса в круглосуточном станционном кафе. Но туда не пустили. Фигуристая буфетчица с прической-башней заявила, что я не в меру вонюч, хотя в кафе все равно никого не было. Я попытался состроить обаятельную мордаху, но амбре пересилило. Ничего не понимаю. Откуда эта напасть? Осмотрел себя всего. Вдруг чего-либо прилепилось. Нашлось большое пятно на куртке сзади. Походил по пустынной площади, пронизываемой холодным ветром, напевая:
— Вот такое я гавно. Это знают все давно…
Потом пришла идея постираться в сугробе. Обошел станционные пристройки в поисках хорошего сугроба. Вышел к путям. Снял куртку и стал натирать ее снегом. Моя идея сработала. Запах уменьшился почти до неуловимого. Я даже протестировался у фигуристой тетки. Отчаянно улыбаясь, попросил меня обнюхать. Услышав в ответ сакраментальное:
— А больше тебе ничего не нужно?
Какие же советские люди… малообщительные. А еще коммунизм строят, в космос летают…
Автобус вез одного меня. Шофер оказался понятливым молодым парнем из Балабино. Звали его — Серегой. Мы с ним перезнакомились, разговорились. Я рассказал о своих приключениях в милиции. Он тоже, оказывается, попадал туда по пьяни. Сходя на своей остановке, зубом клялся, что долг верну. Серега махал рукой и ухахатывался.
Еще только начало седьмого. Решил провести пару часиков в подвале. Еще на подходе к двери слышался могучий рык Перлика. Вот гад мелкий, снова там затесался. Хотя чего я на него наезжаю. Вдруг я тоже храплю? Включил музон на какой-то советской радиостанции. Вы граждане как знаете, но такое слушать можно только под наркозом. Кто из советских граждан заказывает такую хрень? Какой-то хор дурищ визгливыми голосами насиловали мои уши. Меня теперь пацаны точно убьют — сбил настройки на западные станции. Скучно! Как время убить? Может быть, выпустить Чику на волю, а самому расслабиться?
Странно, он что там, умер? Память пацана я читаю, а рефлексы не ощущаются. Может, у парня стресс, или он чего-то там понял? Не зря он о нечистой силе говорил. Жаль, что не хочет управлять своим телом. Со своей матерью кто будет встречаться? Ладно, не хочет, не надо. Мне тоже не надо.
Не заметил, как уснул. Очнулся, когда Чика стоял перед дверью своей квартиры и звонил. Не дождавшись ответа, принялся барабанить в дверь. Вышла Таисия Степановна и обрадованно спросила:
— Ну как, Паша, отпустили тебя?
— А кому я нахер нужен? — грубо высказался пацан, — Мать дверь вон не открывает и ключи потеряны.
— Вот твои ключи. А мать в больнице… Я же тебе вчера говорила.
— Здрасьте, — с иронией протянул Чика, — Я впервые про это слышу.
Взяв ключи и бумаги из рук обалдевшей старушки, он открыл дверь и молча скрылся в квартире. Старушка не успела еще закрыть дверь, когда Чика вылетел на площадку и завопил:
— Нас ограбили!
Старушка со словами:
— Не звони мне больше!
Шустро скрылась за своей дверью. Проводив ее взглядом, пацан спустился на этаж ниже и позвонил в дверь Алевтине.
— Чего тебе еще надо, сволочь? — высунулась сонная женская морда.
— Тетя Аля, нас ограбили… — начал было говорить Чика и получил плевок из-за двери.
— Вот сука толстомордая! Попробуй только припереться к нам. Спущу вниз головой с этажа! — вне себя от ярости орал подросток в запертую дверь.
Пнув несколько раз дверь ногой, потопал к себе домой. Вынесли все вещи подчистую. В туалете не было даже полотенца. На кухне не осталось ни одной ложки, или вилки. Даже портфель забрали, вытряхнув учебники на пол кухни. Чика бродил по квартире в отупении, не зная, что делать.
Раздался звонок в дверь, друг зашел за ним в школу.
— Ты, Медик, чего-то зачастил в школу. В отличники выбиваешься, или батин ремень очень уважаешь? — подколол его Пашка.
— Чика, я иногда тебя не понимаю. То ты — хороший и умный, а то дуб дубом, — ответствовал Вовка.
— Чего-то ты уж больно разговорился…, - зло ответил Чика и добавил, — У меня вообще не тема идти в эту школу. Во-первых, ограбили. Даже гитару сп…ли. Во-вторых, мать в больницу загремела. Какая тут учеба?
— Ограбили! — почему-то обрадовался Вовка, — Тут у вас кроме грязи и взять то нечего.
— Поговори у меня! — внезапно разозлился Чика.
— Прости, Чика. Случайно брякнул, — внезапно посерьезнел пацан, — Тебя сегодня после школы батя к нам домой приглашает. Будем мои пятерки обмывать. Торт будет, лимонад, мать чего-нибудь сготовит.
— Странный твой батя какой-то. То с ремнем наскакивает, а то зазывает. Не пойду я, боязно.
— Как знаешь! Тогда я пошел? — Вовка заметно огорчился.
Я вспомнил, что не смогу без денег добраться до дяди. Надо их где-нибудь стрельнуть. Вылез на первый план и спросил:
— Медь, у тебя сорока копеек не найдется? Мне надо к дяде в Березовую Рощу съездить.
— Мне сегодня велели домой обедать приходить. Ни копейки нет. Вчера все потратил, — огорченно сообщил друг.
Подумав, решил тоже сходить в школу. По телику все равно по утрам дерьмо всякое показывают. А в школе может быть займу у кого-нибудь. Посижу с Вовкой пару уроков, а там видно будет. Еще надо смотаться в больничку к пашкиной матери, узнать, чем она там разболелась.
Утреннее время пролетело весело. На русском Валентина раздала сочинения. Внизу светилась зачеркнутая двойка и рядом стоящий трояк. Учитель плотоядно ухмыляясь, сказала:
— Наш Паша Чекалин решил стать поэтом. Только это не поэзия, а… безобразие какое-то. Но за попытку ставлю тебе оценку три.
— Валентина Сергеевна, а можно послушать эти стихи? — вдруг проснулась толстая Романова.
Другие школяры тоже включились в упрашивание. Учитель скорчила на своем толстом лице выражение иронии и начала:
— Кем быть? Сочинение ученика седьмого «а» Чекалина Павла Андреевича.
Хорошо быть солнцем, светишь, да и всё.
Да и небом тоже, тоже ничего.
Хорошо быть травкой, хорошо луной.
Тут же хоть об стену бейся головой!
А проснёшься утром, выглянешь в окно.
Чем-то серым небо всё заволокло.
Облепили стёкла насекомые.
Ходят человеки незнакомые…
Ну и о чем этот стих, Паша? Это же бред какой-то!
