Джек Уильямсон - Подводная экспедиция
Предусмотренный законом восьмилетний период заканчивается 1 февраля следующего года. Вы, наверное, понимаете, что, если за это время и появится какая-то новая техника, ее нельзя будет подготовить к практическому использованию за столь короткое время.
Исходя из этих соображений, я искренне рекомендую Вам рассмотреть любое предложение о продаже Ваших акций. В данном случае я уполномочен предложить Вам по 400 долларов за акцию, что в сумме за весь контрольный пакет «Марин Майнз» составит 32 тысячи долларов.
Эта цена является окончательной и не может быть увеличена.
Если Вы согласны принять мое предложение, незамедлительно подтвердите это радиограммой. Я уже подготовил проект соответствующего контракта и готов начать оформление сделки тотчас же после получения Вашего согласия. Предупреждаю, что мой клиент может в любую минуту отозвать свое предложение — поэтому Вам надо действовать без промедлений. Уверяю Вас, что на биржевых торгах Ваша акция не будет стоить и десятой части предложенной мной цены.
Остальная недвижимость Вашего дяди состояла из батискафа, в котором он исчез и который едва ли можно спасти, и личных вещей, которые будут высланы Вам подводной почтой.
Заверяю Вас, что готов так же ревностно отстаивать Ваши интересы, как делал это в отношении Вашего дяди.
Жду Вашей радиограммы.
С выражением глубокого соболезнования остающийся Вашим искренним слугой — Уоллес Фолкнер».
8
ЧЕЛОВЕК В БЕЛОМ КОСТЮМЕ
Известие о смерти дяди Стюарта повергло меня в настоящий шок — тем более что пришло оно в тот момент, когда я еще не оправился от переживаний по поводу ухода из академии. Но горечь невосполнимой потери, о которой я узнал из письма адвоката Фолкнера, заставила меня тут же забыть о своих личных неурядицах. Если бы наше плавание не было прервано, если бы все шло по плану и я смог увидеться с дядей в Маринии…
Но лить слезы из-за того, чего уже нельзя было поправить, не имело смысла. В Нью-Йорке, куда я прилетел после расставания с академией, мы подробно поговорили о моих делах с Эсковом. Он согласился, что в письме Фолкнера больше вопросов, чем ответов, и спешить с продажей акций анонимному клиенту не следует. Но решение этой проблемы так мало значило для меня по сравнению с потерей единственного близкого родственника!
Я так много лет ждал, когда мы с дядей начнем исследовать загадочные глубины Маринии! Служба в подводном флоте приблизила меня к осуществлению этой мечты; мы могли бы часто видеться друг с другом, заниматься общим делом.
Его смерть казалась просто невероятной.
Я решил немедленно отправиться в Маринию и попытаться сделать все возможное, чтобы разыскать тело Стюарта Идена, а потом уже заняться глубоководным месторождением. Нереально? Меня не смущало это слово. В конце концов, мне было всего семнадцать лет.
Я отправил Фолкнеру радиограмму, в которой сообщил, что акции «Марин Майнз» не предназначены для продажи и что я вскоре прибуду в Тетис для юридического оформления своей правопреемственности.
Его ответ последовал тотчас же.
«В Вашем приезде в Тетис нет необходимости. Я готов в полной мере представлять Ваши интересы. Мой совет — немедленно продайте акции. Поскольку я уполномочен вести торг — от имени Моего клиента, предлагаю Вам 80 тысяч долларов за весь пакет. Жду Вашего немедленного ответа. Не сомневайтесь в моей преданности.
Уоллес Фолкнер».
Такое послание не могло оставить меня равнодушным. Я показал его Эскову, и у него тоже возникли подозрения. В самом деле, странно, что некая персона, неохотно согласившаяся дать за акции тридцать две тысячи, не задумываясь, позволила увеличить цену более чем в два раза!
Если эти акции представляли для кого-то ценность, они могли пригодиться и мне самому. К Фолкнеру я уже испытывал откровенное недоверие. Конечно, дядя едва ли поручил бы вести свои дела мошеннику. И все же…
Заявления адвоката казались мне неискренними. Слишком уж часто он упоминал о «доверии» и «сочувствии», слишком настойчиво гнул свою линию. Зачем было пороть горячку с продажей акций за тридцать две тысячи, если через пару дней он был готов предложить восемьдесят?
У Эскова на этот счет было такое же мнение.
— Я не знаю, кто он — плут или скверный бизнесмен, но с ним надо держать ухо востро!
В общем, я дал новую радиограмму:
«Акции не продаются. Прибываю на подводном лайнере „Испания“.
Тут же я вылетел в Сан-Франциско, чтобы попасть на борт огромного подводного корабля, совершавшего пассажирские рейсы в Маринию.
Несмотря на густой туман, самолет вовремя приземлился в Сан-Франциско.
У меня было достаточно времени для того, чтобы получить билет на «Испанию», заграничный паспорт и несколько часов погулять по городу. Лайнер шел прямым курсом в Маринию. Это был один из лучших кораблей тихоокеанского подводного флота, и предстоящее путешествие вызывало во мне чувство радостного интереса. Как быстро мы забываем про свои печали! Не прошло и недели с тех пор, как я узнал о смерти дяди Стюарта, всего пятнадцать дней назад я пережил самый позорный момент в своей жизни, мне пришлось написать рапорт об отчислении из академии — и вот теперь я с воодушевлением готовился к новому рискованному предприятию. Конечно, я готовился к серьезной встрече с Уоллесом Фолкнером и некоторыми другими людьми в Тетисе. Ведь теперь я был владельцем контрольного пакета акций целой компании! Правда, если верить Фолкнеру, активы этой компании и гроша ломаного не стоили.
В это, однако, я упорно не верил. Я уже говорил, что мне было всего семнадцать лет.
Мне еще предстояло узнать, кем был мой неизвестный партнер, владевший остальными двадцатью процентами акций. Дядя Стюарт никогда не говорил об этом, да и Фолкнер хранил на этот счет упорное молчание.
Ответы на все свои вопросы я надеялся получить в самое ближайшее время.
Оформление заграничного паспорта не составило никаких трудностей. С тех пор как Мариния была объявлена самостоятельным субъектом международного права под эгидой ООН, множество американцев приезжали туда работать, отдыхать или путешествовать. Среди пассажиров «Испании» было множество отпускников. Перед тем как прибыть в Тетис, корабль должен был сделать остановки в Блэк-Кэмпе и совсем небольшом поселении Иден-Доум. Кроме паспорта я имел при себе удостоверение личности — это был целый буклет с подробным изложением моей биографии — и свидетельство о рождении. Я не знал точно, какие документы потребуются, чтобы подтвердить мое право на наследство Стюарта Идена, и поэтому прихватил с собой все, что можно. Самое необходимое сложил в небольшой портфель, остальные пожитки — в чемоданы, которые коридорный отнес в камеру хранения моей гостиницы. Спустившись к гостиничной стойке, я обнаружил адресованную мне радиограмму из Нью-Йорка:
