Александр Холин - Последнее начало
Что такое чувство человека? Не смутный ли образ, желание, страсть, навязанная врагом? Кем может быть навеяно чувство страха, охватывающее как бы поневоле, но в экстремальной ситуации? Например, здесь, в зоне. Кого из команды не охватывала страсть: выжить! спастись! убежать! скрыться! А зачем, собственно? Присматриваясь к членам своей команды Валлиса рано или поздно замечала простые человеческие слабости и потому каждый раз на привале пыталась растормошить мужиков. Но зачем? И убегать, и скрываться тоже — зачем? Где? Вся планета уже заразилась какой-то неизвестной болезнью, и человечеству осталось совсем немного. Это Валлиса поняла довольно давно, только ни с кем своими мыслями делиться не хотела. Даже с любимым начальством. Любимым? А каким же должен быть Станислав Сигизмундович? Только любимым. Потому что начальник, потому что…
Когда появилось в её жизни это любимое чудовище? Валлиса иногда величала про себя начальство самыми обидными словами, но каждый раз после этого жутко болела голова. Боли наваливались неизвестно откуда, хотя девушка была совершенно здорова. Но первая головная немочь пришла в довольно юные года. Когда же это было?..
— Равви, сегодня ваша Рафаила привела новенькую. Но она из гоев, — отвлёк священника от молитвы служитель.
— Что с того? Пусть радуется, потому как выпало послужить благородным делам. Где она?
— Лежит в усыпальнице. Рафаила проводит вас к новенькой.
Священнослужитель прошёл с неофиткой в усыпальницу. Туда вели четыре двери, разбросанные по сторонам света каждая. Равви и девушка вошли через чёрные северные двери. На юг вели красные, на восток — зелёные, на запад — белые, но обычно все пользовались только северными. Стены усыпальницы были засыпаны иероглифическими письменами, а мраморный пол мозаичными рисунками. Посреди залы стоял треугольный алтарь с открытым резным гробом, в котором виднелась фигура девушки. Она лежала с закрытыми глазами и, если бы не необычная обстановка, можно подумать, что девица просто прилегла малость вздремнуть или отдохнуть с дороги.
— Ну, Рафаила, ты делаешь успехи, — довольно кивнул равви.
— Да я её раньше усыпила, она даже не видела ничего, — изобразила скромность неофитка.
— Всё равно хорошо. Ведь о виртуальном общении с инфернальным миром когда-то сам Платон сказал, что «допущенные к видениям непорочным, непоколебимым и счастливым, мы созерцали их в свете чистом, чистые сами и ещё не отмеченные, словно надгробием, той оболочкой, которую мы теперь называем телом и которую не можем сбросить, как улитка — свой домик». [16] Но нам теперь необходимо, чтобы виртуальное посвящение прошло как надо, без ошибок. Тебе всё равно надо учится этому, так что поможешь.
С этими словами священнослужитель встал в головах лежащей на алтаре жертвы, вознёс открытые руки к небу, обращённые ладонями к спящей. То же самое сделала неофитка. Только встала она в ногах девушки лицом к равви. Оба принялись бормотать то ли молитвы, то ли заклинания, только щёки спящей в гробу девушки покрыл яркий румянец, даже веки чуть дрогнули.
Бормотанье усиливалось и, словно ветерок прокатился по двум семисвечникам, стоящим по бокам гроба.
Валлиса, ибо на алтаре в траурном ящике лежала именно она, не проснулась от заклинаний. Более того, по участившемуся дыханию девушки можно было с уверенностью сказать, что сейчас с ней происходит что-то интересное. Но что?
Этого не могли знать даже отправившие её в инфернальное путешествие равви с неофиткой. Для них выполнение обрядовых функций стало главной жизненной целью, поэтому встань перед ними сейчас Валлиса и расскажи о происходящем ТАМ, оба только пожмут плечами и продолжат траурное монотонное бормотание.
Зал, в котором оказалась Валлиса, очень был похож на тот, где лежало её тело. Возможно, подсознание автоматически старалось понять назначение невиданного раньше помещения. А, может, там, где оказалась душа девушки, была такая же усыпальница, разве что немного побольше и на стенах среди иероглифов прилепились несколько чадящих факелов. Да ещё на самом видном месте красовался текст, написанный явно не иероглифами. Язык этот девушка просто не знала, но всё же попыталась прочитать.
Curieux scrutateur de la nature entiere,
J’ai connu du grand tout le principe et la fin.
J’ai vu l’or en puissance au fond de sa miniere,
J’ai saisi sa matiere et surpris son levain.
J’expliquai par quel art l’ame aux flancs d’une mere,
Fait sa maison, lemporte, et comment un pepin
Mis contre un grain de ble, sous l’hamide poussiere,
L’an plante et l’autre cep, sont le hain et le vin.
Rien n’etait, Dieu voulut, rien devint quelque chose,
J’en doutais, je cherchai sur quoi lanivers pose,
Rien gardait l’equilibre et servait de soutien.
Enfin, aves le poids di l’eloge et du bllame,
Je pesai l’eternel, il appela mon ame,
Je mourus, j’adorai, je ne savais plus rien. [17]
Конечно, у неё ничего не получилось, поэтому сочла возможным уделить внимание другим предметам, которых в этой довольно вместительной комнате было не густо в сравнении с тем миром, откуда она пожаловала.
Только в этом мире Валлиса совсем не почивала в гробу. Она просто стояла с южной стороны треугольного алтаря и не без любопытства оглядывала стены. Вдруг чёрные северные двери открылись, и в помещение вошёл человек в белом элегантном камзоле, с золотой жилетной цепью. По сути, если господин разоделся под средневекового гранда, то на голову должен нацепить парик с буклями. Вместо этого тонко очерченное, надменное лицо обрамляли красивые чёрные волосы. На ногах вместо сапог красовались элегантные туфли с огромными пряжками, усыпанными сверкающими каменьями, значит, не солдафон. Тем более что почти на всех пальцах рук были перстни, которые не позволительны даже войсковым старейшинам. Судя по богатой одежде и украшениям, господин был знатного рода, хотя для него это само собой подразумевалось. Размашистым шагом он подошёл к алтарю, остановился возле, но с другой стороны. Скорее всего, этот красавец был из какого-то векового романа, где временные барьеры иногда просто бессильны. И всё-таки Валлиса отметила, что от такого «принца» она уж точно не отказалась бы.
Интуитивно почувствовав очередное дамское внимание, мужчина устало улыбнулся, отвесил ритуальный поклон и произнёс скорее буднично, чем приветливо:
— Я рад, что вы оказались у меня в гостях и готовы к посвящению, какого удостаивается не каждый архон. [18]
— Вероятно, я тоже должна быть рада этой встрече, но хотелось бы знать о каком посвящении идёт речь?
— Как? Вас не поставили в известность? — искренне удивился господин. — Ничего не сообщили и вы, словно украденная у какой-то девицы душа? О, боги…
Он уронил голову на грудь и некоторое время стоял так, то ли осмысляя происходящее, то ли пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. Валиса смотрела на него во все глаза и не могла понять: что же произошло? Совсем недавно её новая знакомая — ласковая, внимательная, чуткая как никто — пригласила сходить на богослужение в синагогу, куда допускается не каждый. Но вместо синагоги они сначала пришли в какой-то дом, потом… потом… дальше Валлиса очнулась напротив треугольного алтаря. Что же произошло?
