Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
Голконда стала для него идеей-фикс. Долго он ходил по всяким инстанциям и наконец добился разрешения на попытку высадиться в том районе с помощью спортивной ракеты. Его назначили начальником, в пилоты он пригласил Строгова, который уже давно славился своим мастерством. С ними летели еще два человека. С большим трудом им удалось сесть где-то километрах в двадцати от границы Голконды. Янис оставил Строгова у ракеты, а сам с остальными двумя отправился на разведку. Что там произошло — неизвестно. Янис вернулся к ракете через двое суток один, страшно истерзанный, обожженный, больной „песчаной горячкой“. Он принес образцы урановых, ториевых и других активных руд — богатые руды, просто загляденье — и клочок красноватой массы, похожей на резину. Показав ее Строгову, он сказал: „Бойтесь красного кольца“. Больше до самой смерти он не произнес ни слова.
Умер на обратном пути. Вот так-то, Алеха.
Вальцев опустил голову и замолк. Алексей Петрович не двигался.
— Дальше, — сказал он.
— Вот… Анализ образцов показал, что Голконда — действительно одно из богатейших месторождений активных руд во Вселенной. И мы должны будем удостовериться в этом и определить возможности его эксплуатации. Понятно?
— Понятно.
За окном сгущались сумерки. С легким фырканьем пронесся двухместный вертолет. Где-то печальный женский голос — вероятно, по радио — пел старинную русскую песню.
— А что стало с этим красным… веществом?
— Не знаю. — Вальцев покачал головой. — Кажется, оно не то распалось, не то затерялось. В общем, не удалось определить, что это такое. Да в это мало кто верит. Считают, что Янис просто помешался от „песчаной горячки“ и от гибели товарищей. А Строгов… Строгов никогда не говорит, если его не спрашивают. Тем более об этом деле. Он полмесяца провел в ракете с трупом Яниса.
— Словом, — проговорил как можно более спокойнее Алексей Петрович, — мы идем на большой риск, так ведь?
— Риск… хм… риск. Ха, конечно, риск есть. Это же совсем новое дело. А почему ты спросил? Ты боишься?
Он сказал это не насмешливо, а ласково, почти сочувственно.
— Я ничего не боюсь, — сердито отрезал Алексей Петрович. — С чего ты взял? Но я должен знать, на что я иду.
— Я тебе скажу, на что ты идешь. — Вальцев растопырил пальцы и стал загибать их один задругам. — Если „Хиус“ не сгорит при взлете — раз; если „Хиус“ не сгорит при посадке — два; если ты не заблудишься в пустынях — три; если ты не повредишь об острые камни спецкостюм — четыре… Что еще? Если не схватишь какую-нибудь неизвестную болезнь или „песчаную горячку“ — это пять; если тебя не сожрет „красное кольцо“ — шесть; если тебя не убьет Сашка Бирский — семь…
— Ну тебя к черту. — Алексей Петрович засмеялся и потер руки. — Ясно, дело подходящее, хотя, конечно, страшновато.
— А ты как думал? Думаешь, мне не страшновато? Думаешь, остальные как на пикник едут? А Краюхин? Он за всех нас головой отвечает. Поэтому ты и нужен, что твои нервишки крепче, чем у всех нас вместе взятых.
— Надо понимать так, что я буду при вас вроде няньки, — сказал Алексей Петрович. — Вот так должность!
— Няньки, не няньки… Все-таки ты офицер, военная дисциплина и все такое. А главное — у тебя хорошая выдержка. Там это очень нужно.
— Ну ладно, ладно. — Алексей Петрович хлопнул ладонью по колену. — Слушай, у тебя большой опыт. Скажи, как ты представляешь себе нашу там работу? Обстановку, методы?
Вальцев задумался на минуту.
— Видишь ли, друг Алеха, о Венере очень мало известно.
Лу высадимся, попробуем определиться. Окажется, что сели километрах в ста от Голконды. Песчаные бури, жара несусветная. Погрузимся на „Мальчик“…
— Да, что это такое — „Мальчик“? Транспортер?
— И очень хороший. Скоро ты с ним будешь знакомиться.
Так вот. Кто-нибудь останется у „Хиуса“, остальных ты повезешь. Потом местность станет непроезжей даже для „Мальчика“. Потащимся пешком. Идти тяжело. Связи нет…
— А почему нет связи?
— По нашим данным, многие из современных радиоприборов не годятся для Венеры. Пользоваться можно только УВЧ. Остальное все стирается магнитными полями.
— Ну дальше.
— Будем тащить на себе еще и эти маяки, будь они неладны. Потом доберемся до места, проведем исследования, установим маяки и назад. Все очень просто. Начать и кончить.
— Ф-фу, — сказал Алексей Петрович. — Давай еще по одной, что ли.
Вальцев налил, и они молча выпили, значительно подмигнув друг другу.
— Завтра в это время, — сказал Вальцев, отдувшись и понюхав корочку, — мы уже будем на Седьмом полигоне.
— На седьмом… на чем?
— На Седьмом полигоне. Это крупная база Управления в Заполярье. Оттуда через месяц будем стартовать.
— А как ты думаешь, когда мы вернемся?
— Когда вернемся? Точно сказать нельзя. Если бы речь шла о нормальных атомных ракетах с жидким горючим, я бы рассчитывал года на полтора.
— Ого!
— Ну, а поскольку мы летим на „Хиусе“, сроки сокращаются раз в десять.
— Слушай, почему это? Что это за чудо — „Хиус“?
Вальцев усмехнулся.
— Видел у Краюхина в кабинете?
— Что? Эта дурацкая черепаха?
— Чудак. Это модель „Хиуса“, вот что это такое. Я, брат, всего-навсего геолог и в этих вещах не силен. Но в общем дело обстоит следующим образом. Старые ракеты вынуждены все время экономить горючее и пользоваться притяжением Солнца и планет. Например, перелет до Венеры занимал несколько месяцев. Из этого срока двигатель ракеты действовал всего час при взлете и несколько минут при подходе к спутнику. Остальное время ракета двигалась пассивно, по законам всемирного тяготения. А „Хиус“…
— Ну, а „Хиус“?
— „Хиусу“ не нужно экономить. Термоядерная ракета. Почему-то ее называют „фотонной“. Она все время летит с включенными реакторами и может, как говорят, достигать любых скоростей. Но как это делается — убей, не знаю.
— Он сейчас на полигоне?
— Нет, что ты! Он в пробном рейсе. Побыл на наших искусственных спутниках при Венере и должен через две недели вернуться. Еще вопросы?
— Почему сгорел первый „Хиус“?
Вальцев, прищурившись, посмотрел на Алексея Петровича.
— Тебе это уже известно, оказывается? Да… Никто не знает почему. Спросить не у кого. Единственный человек, который мог бы пролить свет на происшествие, как говорится в детективных романах, это Ашот Петросян, светлая ему память. Он распался в атомную пыль вместе с массой тугоплавкой легированной стали, из которой был сделан корпус первого „Хиуса“.
Он помолчал, играя вилкой.
