Светлана Ягупова - Контактер
Стеклова обомлела — вдруг возьмет да ляпнет, как ей?..
— У меня много профессий. Хотите, нарисую ваше лицо?.
— И все-то вы умеете, за все хватаетесь. — Стеклова обернулась к подруге: — Представь, очерк мне дописал. Теперь вот на твой хлеб покушается. — А про себя договорила: «Во всем воображает себя спецом, на самом же деле ничего толком не умеет».
Между тем, Колян уже набрасывал карандашом портрет Березовой.
— Ну-ка, ну-ка, — полюбопытствовала она и хотела подойти посмотреть, что там получилось, но он остановил:
— Минуту.
Сделав последний штрих, встал и преподнес свою работу. Тонкие губы Березовой расплылись в улыбке:
— Что? Я такой миловидной кажусь вам? Нет, ты посмотри, Таня, как лихо он набросал меня и с какой космической скоростью.
— А вы разве не догадывались, что вокруг много если не талантливых, то способных? Вероятно, творческие работники считают себя чем-то исключительным. А между тем, почти каждый чем-нибудь да одарен природой.
— Так уж и каждый, — возразила Березова, все еще разглядывая свой портрет, сделанный любительски, неумело. Но что-то удалось схватить.
Он поднялся, опять стал мерять комнату шагами. Ему было явно душно и тесно в квартире. Какие темные силы носят его по жизни? Что все же он натворил?
— Дилетант! Во всем дилетант! — зло вырвалось у Стекловой. — Ни к чему душа не привязана, ни за что не отвечает, ни за кого не болит. И на лбу печать никем не признанного гения. Конечно, и стихи пишете, и мелодии сочиняете. За все беретесь, а в итоге ничего не выходит. Нет в вас главного чего-то, своего, личного. И откуда вы такой?
«И впрямь, откуда?» — спросил он себя. Нахватался отовсюду понемножку. С детства читал запоем. А потом стал растворять в себе тех, к кому притрагивался, ничуть не заботясь о собственном стержне. Нет у него этого стержня, оттого так легко вбирает в себя то одного встречного, то другого, если чувствует, что может подзарядиться энергией радости, беззаботности. К таким же, как детдомовский Леня Носов, ставший индикатором его странного дара, старается не подходить слишком близко — душа разбаловалась и размякла в постоянном кайфе.
— Такое впечатление, — в раздумье сказала Березова, — что вашего пара хватило бы и на турбину, но вы пускаете его в свисток.
Стеклова насупилась. Было невмоготу смотреть, как он мотается туда-сюда.
— Я привел вас в замешательство? — Он остановился напротив нее. — До сих пор разгадываете ребус, кто я и откуда?
— Разве и Таня не знает? — удивилась Березова. — Это уже интересно. Она заерзала в кресле, поудобней устраиваясь, как на представлении. — У вас что, блиц-роман?
— У нас деловые отношения, — строго сказал он.
— Да, Надя, у нас дела, — кивнула Стеклова. — Но ты не уходи. — И неожиданно для себя стала обсуждать, какого цвета полоски пустить на свитер Юрке — собралась вязать, а фасон не продумала.
Он продолжал ходить по комнате, удивляясь, до чего они разные, эти женщины, с которыми его столкнул случай. Несмотря на распахнутость людям, открытость, вряд ли Березова уделила бы ему столько внимания, сколько Татьяна. Скорей всего тут же выдворила бы за дверь. Такие в критических ситуациях действуют слишком правильно. А вот Татьяна не каждого и не сразу впустит в собственную душу, хотя и быстро увлекается людьми и способна на безрассудные поступки. Зато и отважно любопытна, и сопереживания ее глубже, более цельны, надежны.
По странной аналогии подумалось о Зое, о том, что, судя по письмам, в ней почти детская наивность Березовой и замкнутая отвага Татьяны. Или это лишь домысел?
Пока подруги болтали, он набрал по телефону код города, в котором жила Зоя, и затаил дыхание.
— Але! Але! — тревожно отозвалось на другом конце провода.
Именно таким и представлял ее голос: тонким, сильным, нежным.
Молча опустил трубку.
— Я, наверное, пойду? — вопросительно сказала Березова, вставая.
Он как раз проходил мимо нее и почти безотчетно прикоснулся к ее плечу:
— Посидите еще.
Березова вскрикнула, грузно шлепнулась в кресло.
— Что? Что случилось? — рванулась к ней Стеклова.
Березова сидела, схватившись за грудь, глаза ее были расширены.
— Будто дыра… здесь. Пустое место, — проговорила запинаясь. Ее бегающий взгляд остановился на Коляне, в глазах мелькнуло смятение:
— Постойте… Как только вы тронули меня за плечо… — Она спрятала лицо в ладонях. — Меня будто обокрали.
Стеклова резко обернулась к Коляну.
— Что? Что вы сделали? — прошипела она, хватая его за ворот.
— Не прикасайтесь! — Не успел предупредить он, как ее отшвырнуло в противоположный угол.
Он выбежал в коридор, рванулся к входной двери, стал лихорадочно дергать подряд все замки, но дверь не открывалась.
— Постойте, — услышал голос Стекловой.
Слегка пошатываясь, она вышла к нему, машинально протянула руку, но тут же испуганно отступила.
— Вам никуда нельзя, — сказала осевшим голосом. — Пройдите сюда, указала глазами на детскую.
Он понял, что она о чем-то догадалась. Понурив голову, послушно удалился.
— Таня, — шепотом сказала Березова, — Таня, что это?
— Оставь нас, — попросила Стеклова, — объясню потом, а пока никому ни слова.
Березова растерянно кивнула и молча покинула дом.
Опять они сидели в разных углах гостиной и молча смотрели друг на друга.
— Теперь вам все ясно, — наконец сказал Колян.
— Мне ничего не ясно, — хмуро возразила она. — Кроме того, что к вам нельзя притронуться. Вы будто под током.
— В этом и причина моих преступлений. Дело в том, что я умею прикасаться к чужим душам.
Она смотрела на него почти бессмысленно. То, о чем он говорил, не укладывалось в обыденные представления о воровстве.
— Как же это у вас получается?
— Не знаю. Вино плюс вода и музыка.
— Что?
— Заряжает и разряжает. Стоит исключить вино, и я могу быть очень полезен, но сейчас это уже редко случается. Когда же заряд минусовый… Впрочем, сами видели.
— Но зачем это вам, если приносит одни неприятности?
— Не знаю.
— Что же вы делаете с чужими чувствами?
— Забавляюсь ими, грею собственную душу, испытываю ее в разных состояниях, — глаза его загорелись, как у маньяка. — Даже не представляете, какое это удовольствие — прощупывать десятки чужих состояний! Вот вы идете по улице или просто с кем-то беседуете, и самое большее, что улавливаете в человеке, это выражение глаз, лица, по которому можно догадаться о внутреннем мире. Но эта догадка вне вас, то есть вы можете даже сострадать или радоваться с кем-то его радостью, однако все это не то. Вы никогда не сумеете полностью вобрать в себя чей-то восторг или печаль.
