Гавриил Бирюлин - Море и звезды (с иллюстрациями)
— Как странно, — сказала Таня, — в наш век мы еще не все знаем о природе процессов, происходящих на земле.
— Мы плохо знаем еще самих себя, — почему-то грустно оказал Павел.
Между тем прибой усиливался. Борта острова стали влажными, ни луны, ни звезд уже не было видно. Неожиданно пошел дождь; когда они добежали до будки управления, начался ливень. Мокрые, они забрались внутрь, закрыли дверь и стали смотреть в большое круглое окно, вделанное в двери.
В ярком свете электрических ламп было хорошо видно, как упругие струи воды вертикально врезались в остров; затем неожиданно они начали наклоняться все больше и больше, иногда на мгновение выпрямляясь, и снова становились чуть ли не горизонтальными.
Теперь все было полно звуков. Будка резонировала так, будто по ней, как по гитаре, били сотни пальцев. Где-то под крышей оказалось небольшое отверстие, неожиданно превратившееся в свисток, издававший то заунывные, то пронзительные звуки. Тем не менее, временами все эти звуки покрывал мощный грохот, который шел от шлюзовых ворот.
Таня, нагнувшись к Павлу, оказала:
— Ну, теперь вы представляете, что это такое. А это ведь только прелюдия. Хорошо, если выдержат ворота.
— Будем надеяться, — ответил Павел.
Иногда в окно было видно, как струи дождя исчезали и вместо них появлялась масса воды, затем следовал удар, потрясавший будку, и в электрическом свете на несколько минут возникала мутная река. Это воду перебрасывало через парапеты, и она обрушивалась на остров. Даже на близком расстоянии голос Тани был еле слышен. Постепенно разрозненные удары слились в один оплошной вибрирующий рев, в котором только иногда различались отдельные тупые удары. После одного из таких ударов свет погас. Теперь только неясно виднелся в полном мраке один слабый огонек там, где стояла атомная станция. Потом они почувствовали, как кто-то поднял их и, качая, понес.
— Павел, нас уносит в океан! — крикнула Таня.
Дверь, оказавшаяся теперь наверху, не открывалась. Павел поджал ноги, потом с огромной силой нажал плечом на дверь, и она не устояла. Сплошной поток воды залил будку. Таня выскользнула наружу в полную тьму, за ней выбрался Павел. На ногах они устояли не более 3–4 секунд. Ветер прижал их к «земле», где они оказались наполовину в воде, и затем их медленно потащило по поверхности. Несмотря на все усилия, удержаться они не могли. Скоро Павел перестал слышать Таню и, внутренне похолодев, сообразил, что ее, более легкую, ветер и вода несли быстрее, чем его. Гигантским усилием воли он заставил себя подняться и сделал несколько шагов.
Внезапно перед ним что-то забелело. Это была Таня. Она выбилась из сил и теперь захлебывалась водой. Павел приподнял Таню и защитил ее собой от ветра, с ужасом чувствуя, что они медленно скользят поперек острова. Таня, придя в себя, крикнула:
— Посмотри, Павел, не видно ли где-нибудь света?
Павел с трудом огляделся, так как держать лицо против ветра было невозможно. Но кругом была непроглядная мгла, иногда прорезаемая слепящими вспышками молнии. Правда, при них возникали беззвучные контурные картины, сразу отпечатывающиеся в мозгу и жившие там несколько мгновений самостоятельно, когда глаз их уже не видел. Так, при одной вспышке молнии Павел увидел элеватор, стоящий наклонно, как в замедленном кино, а затем при второй вспышке его уже совсем не было. Неожиданно они наткнулись на что-то твердое — это оказалось апельсиновое деревце, лежащее вдоль ветра. Хорошо заделанное в искусственный грунт, оно легло, но, приподняв полимер, крепко держалось в нем корнями. Павел вцепился в него, не отпуская от себя Таню. Вокруг них журчала упругая теплая вода, ветер старался сдвинуть их с места, но они лежали. Счет времени был потерян. Иногда водой их накрывало с головой, но стойкое апельсиновое деревце не поддавалось.
Вдруг неожиданно Павел получил сильный удар по голове. При вспышке молнии Таня увидела бледное лицо Павла с закрытыми глазами и кровь, стекающую со лба. Павла понесло потоком к подветренному борту. Таня закричала от ужаса, но своего крика не услышала. Она схватила Павла за руку. Моментально разорвав на себе остатки платья, Таня забинтовала рану.
В это время ветер немного стих, и она смогла подняться на колени. Ей показалось, что она что-то начинает видеть кругом. Через несколько минут Павел пришел в себя и прошептал:
— Что случилось?
Когда в кино после просмотра картины включают свет — это делают через реостат. Становится светло не моментально, но довольно быстро. Так произошло и сейчас; неожиданно предметы стали различимы и затем ясно видны. Дождь почти прекратился, а ветер дул порывами и в разных направлениях. На острове почти ничего не осталось. Исчезли коттеджи, легкие постройки, не было на своем месте и элеватора.
Порывы ветра становились все слабее, пока не затихли совсем. Всюду, куда ни глянешь, была вода, она покрывала весь остров толстым слоем, на котором образовывались свои маленькие волны. За пределами острова бушевали не волны, а водяные горы, седые от покрывавшей их пены. Стало заметно, что остров все-таки покачивался, но в разных местах по-разному.
Над Павлом и Таней синело небо. Темно-лиловые тучи, будто сливаясь с горизонтом, уходили на восток.
— Мы, очевидно, находимся недалеко от центра урагана, — оказала Таня, — как бы снова не возник ветер; идемте в атомную станцию.
Действительно, не прошло и двух минут, как порывисто подул ветер, пошел дождь. По колено в воде, держась друг за друга, Таня и Павел добрались до атомной станции. Внутри ее было чисто и сухо, через массивные стены и двери звуки сюда почти не проникали. В небольшом круглом зале стояли два кресла и диван. Павел уселся в кресло, а Таня устроилась на диване. Взглянув друг на друга, они рассмеялись — в таком беспорядке были их костюмы.
— Да, — сказал Павел, — свирепа океаническая пустыня, не так-то легко будет к ней приспособиться.
— Океан совсем не пустыня, — ответила Таня, — скорее это колыбель жизни и, если можно так выразиться, ее главная арена. Только на первый взгляд океан однообразен, а на самом деле он полон жизни. В его глубинах происходят сложные процессы, пожалуй, даже более сложные и разнообразные, чем на земле.
— Расскажите мне об этом, Таня, я ведь мало знаю о море.
— Ну, что ж, слушайте. В океане великая цепь жизни. Ее начало лежит на дне и у берегов материков в виде накопленных природой органических остатков и их производных — биогенных солей, то есть соединения фосфора, азота и некоторых других элементов. Это те кирпичики, из которых природа строит сложные белковые молекулы всего живого. Но их много на дне океана, а чтобы возникла жизнь, нужен свет. В глубинах вод его, конечно, нет. Но природа мудра. Океан всегда и везде в движении. В нем на любых глубинах вечно возникают приливные волны. Они порождают течения, и вода переносится то сюда, то туда. И, натыкаясь на неровности дна, она поднимается. Но в поверхностных слоях существуют мощные океанические течения — теплые и холодные, а это — сложный комплекс, в котором вода движется как бы по бесконечному винту, то уходя в глубину, то вновь появляясь на поверхности. Такими-то путями биогенные соли и попадают наверх, в слои воды, пронизанные светом. Здесь их ждут споры совсем маленьких водорослей. Это их питательная среда. Споры жадно усваивают соли и скоро превращаются в крохотные растеньица. Все знают, как красивы снежинки, но наши маленькие водоросли сложнее и красивее снежинок во много раз. Так появляется первое звено жизни — фитопланктон. Эти бесчисленные миллиарды зеленых малюток свободно парят в поверхностном слое морей и океанов. Особенно много их собирается на так называемом жидком дне.
