Бернард Вербер - Муравьи
— Ты бредишь.
— Нет, я не брежу. Нельзя вечно жить в коконе. С этим подвалом мне предоставляется уникальный случай сделать решительный шаг. Если я его не сделаю, я навсегда перестану себя уважать. Кстати, ведь ты сама толкнула меня на это, вспомни-ка.
Джонатан снял запачканную кровью рубашку.
— Не отговаривай меня, мое решение окончательное.
— Ну, хорошо, тогда я пойду с тобой! — заявила Люси, беря электрический фонарь.
— Нет, ты останешься здесь!
Муж крепко схватил ее за руки.
— Пусти меня! Да что с тобой? Какая муха тебя укусила?
— Прости, но ты должна понять, подвал — это мое и только мое. Это мой прыжок, это мой путь. И никто не должен вмешиваться, слышишь меня?
Позади них Николя продолжал плакать над останками Уарзазата. Джонатан отпустил запястья Люси и подошел к своему сыну.
— Ну, возьми себя в руки, малыш!
— Я больше так не могу, Уарзи умер, а вы только и делаете, что ссоритесь.
Джонатан решил отвлечь его. Он взял спичечный коробок, вытащил из него шесть спичек и положил их на стол.
— Смотри, я загадаю тебе загадку. Из этих шести спичек нужно сложить четыре равнобедренных треугольника. Пораскинь-ка мозгами, тебе эта задачка по плечу.
Удивленный мальчик шмыгнул носом, слезы высохли. Он тут же начал раскладывать спички разными способами.
— Хочешь, дам тебе совет. Чтобы найти разгадку, нужно думать не так, как всегда. Если размышляешь как обычно, ничего не получается.
Николя сумел сделать три треугольника. Но не четыре. Он поднял свои большие голубые глаза, похлопал ресницами.
— А ты нашел разгадку, папа?
— Нет еще, но я чувствую, что недалек от решения.
Джонатан в мгновение ока успокоил своего сына, но не жену. Люси бросала на него гневные взгляды. И вечером они спорили все так же яростно. Но Джонатан ничего не захотел рассказать о подвале и его тайнах.
На следующий день он встал рано и провел все утро, устанавливая у входа в подвал железную дверь с большим висячим замком. Единственный ключ он повесил себе на шею.
Спасение приходит неожиданно, в виде землетрясения.
Боковой толчок потрясает сначала стены. С потолков обрушивается шквал песка. Затем следует второй толчок, потом третий и четвертый… Глухие содрогания сменяют друг друга, учащаются, приближаются к странной троице. Слышится страшный непрерывный грохот. Все приходит в движение.
Разбуженный тряской молодой самец учащает биение сердца, атакует своих палачей двумя неожиданными ударами мандибул и удирает по вспоротому тоннелю. Перескакивая через трещины, он взмахивает своими еще зачаточными крыльями, чтобы ускорить бег и удлинить прыжки.
Усиливающиеся толчки заставляют его остановиться и, приникнув к земле, переждать песчаный ливень. Целые участки коридоров обрушиваются на нижние этажи. Мосты, арки и часовни рассыпаются, увлекая за собой в своем падении миллионы изумленных муравьев.
Запахи тревоги первой степени выделяются и распространяются. В течение первого этапа возбуждающие феромоны заполняют верхние галереи. Все, кто чувствует этот запах, немедленно начинают дрожать, пускаются в бегство и выделяют еще более отчаянные феромоны. Так безумие растет как снежный ком.
Облако тревоги распространяется, как туман, проникая во все вены пострадавшего участка, достигая главных артерий. Чуждый объект, попавший в тело Племени, провоцирует то, что тщетно пытался вызвать молодой самец: токсины боли. Мгновенно черная кровь, составленная из толп белоканцев, начинает течь быстрее. Население эвакуирует яйца, находящиеся неподалеку от травмированной зоны. Солдаты перестраиваются в боевые порядки.
Когда самец № 327 оказывается на просторном перекрестке, наполовину запруженном толпой и песком, толчки прекращаются. Наступает тревожная тишина. Все останавливаются, страшась последующих событий. Поднятые усики трепещут. Ожидание. Вдруг навязчивый стук ударов сменяется каким-то глухим рычанием. Все чувствуют, что наружный слой веток Города нарушен. Что-то огромное проникает в купол, разрушает стены, опускается сквозь крышу.
В самой середине перекрестка появляется розовое тонкое щупальце. Оно хлещет воздух и пол со страшной скоростью, стараясь атаковать как можно больше граждан. Так как солдаты бросаются на щупальце, вцепляясь в него мандибулами, на его конце образуется большая черная гроздь. Облепленный муравьями язык взмывает вверх и исчезает для того, чтобы отправить добычу в глотку. Затем появляется снова, еще более длинный, клейкий и молниеносный.
Объявляется тревога второй степени. Рабочие стучат окончанием брюшка по полу, чтобы поднять еще ничего не знающих о драме солдат с нижних этажей.
Весь Город гудит от звуков этого первобытного тамтама. Можно подумать, что «организм» Города прерывисто дышит: тук, тук, тук! Тук… тук… тук, — отвечает чужак, начавший стучать по куполу, чтобы углубиться еще дальше. Все прижимаются к стенам, пытаясь спрятаться от взбесившейся красной змеи, мечущейся по галереям. Если улов оказывается небогатым, язык просовывается глубже. Появляется клюв, за ним гигантская голова. Зеленый дятел! Бич весны… Эти прожорливые насекомоядные птицы проделывают в крышах муравьиных Городов скважины глубиной до шестидесяти сантиметров и пируют до отвала.
Время объявлять тревогу третьей степени. Некоторые рабочие, просто обезумев от перевозбуждения, не выражающегося в действиях, начинают исполнять пляску страха. Движения их крайне неритмичны: прыжки, щелканье мандибулами, плевки… Другие, в полной истерике, бегут по коридорам и кусают все, что шевелится. Извращенный результат страха: Город, не в силах уничтожить нападающий объект, начинает уничтожать себя сам.
Катаклизм локализовался на западном верхнем пятнадцатом этаже, но тревога третьей степени привела весь Город в боевую готовность. Рабочие спускаются в самые глубокие подземелья, чтобы спрятать от опасности яйца. Им навстречу идут тесные ряды солдат с поднятыми мандибулами.
За все то время, пока сменялись бесчисленные поколения, Муравьиный Город научился обороняться от таких неприятностей. Среди мечущейся толпы муравьи из касты артиллеристов строятся в отряды и определяют первоочередные задачи.
Они окружают самый уязвимый участок дятла: шею. Они становятся в позицию близкого огня. Их брюшки нацеливаются на птицу. Огонь! Изо всей силы своих сфинктеров они выстреливают струями сверхконцентрированной муравьиной кислоты.
У птицы возникает неожиданное и болезненное ощущение, будто ее шея затянута шарфом из булавок. Птица борется, хочет освободиться. Но она зашла слишком далеко. Ее крылья увязли в земле и веточках купола. Она снова атакует языком, пытаясь убить как можно больше крошечных противников.
