Предсказание дельфинов - Вайтбрехт Вольф

- Хватит — приказал Сахаров. - Не будем перенапрягать Тойти и Колю

Коньков был почти раздражён. Он был бы не прочь часами просидеть перед экраном, наблюдая за мерцанием, робким дрожанием и угасанием ярко-зелёных, светящихся импульсных сигналов, которые казались ему чудесными.

Следующие несколько недель принесли много работы. Поразительно было то, что последовательность реакций могла повторяться с точностью до долей секунды, как если бы мы опускали монету в автомат, который всегда выдавал одну и ту же марку сигарет, независимо от того, быстро или медленно опускали монету, нагревали её или охлаждали перед этим. Одно и то же прикосновение к одной и той же части тела вызывало на экране одни и те же импульсы возбуждения. На самом деле, это были не волны, а отдельные потенциалы, подобные потенциалу отдельных клеток коры головного мозга, пояснил Сахаров.

Похоже, Тойти чувствовала, что с ней происходит что-то беспрецедентное, потому что после каждой попытки она - звонила - Хойти. Затем в зоне молчания не наблюдалось никаких реакций.

Для сравнения, помимо Коли, в эксперимент были включены и другие дети. Цвета плавок и купальников также менялись, но Тойти выделял Колю среди всех остальных и неизменно отдавал ему предпочтение, хотя другие дети тоже могли провоцировать импульсы возбуждения. Интенсивность и устойчивость сигналов всегда были наиболее выражены у Коли.

Коньков предложил также познакомить Колю с Хойти.

Как ни странно, Хойти выглядел бодрым, доброжелательным и позволял себя трогать, тыкать и гладить, но искры, возникающие на экране от такого контакта, появлялись лишь спорадически и далеко не так ясно и отчетливо, как во время встречи с Тойти. Часто реакции вообще не было.

Теперь нужно было обработать результаты.

На небольшом торжестве, устроенном по случаю пятидесятой успешной регистрации потенциалов, профессор Уилер объявил, что официально и торжественно исключает термин - зона молчания - из своего лексикона. - Предлагаю моим уважаемым коллегам, — сказал он, поднимая бокал, сияя глазами, стоя прямо и прямо в кругу, — назвать наше новое явление К-искрой в честь маленького Коли

Все с ним соглашались, все чокались. В кабинете Сахарова царила весёлая атмосфера. Стол для совещаний, вопреки всем обычаям, был заставлен тарелками с бутербродами, икрой, лососем и сыром, мисочками с маринованными грибочками и сметаной, а между ними стояли пустые бутылочки водки - Столичная которую американец не раз описывал как нечто высшее.

- Наконец-то приемлемый результат — бодро сказал он, всё ещё держа стакан в руке, — - хотя механизм мне пока неясен. Возможно, мы узнаем что-то новое, если Коля попробует оседлать Тойти, как когда-то мальчик из Тирса

4

Вот и всё, подумала Хельга, входя в большой зал заседаний Академии наук рядом с Бертельом. Это была его цель; он посвятил ей все свои силы последние несколько недель.

Однажды он даже принёс ей цветы домой, как в старые добрые времена! Она всё ещё не могла поверить, что приглашение действительно было сделано, и помнила не только необычные розы Бертель, но и глуповатое лицо Хольцапфеля, которий во время прощания на факультете вдруг взял на себя роль старшего товарища и никак не могла понять, почему Хельга Хубер с радостью и добровольно захотела сопровождать мужа - к русским. С радостью и добровольно, конечно же! Для неё было величайшим сюрпризом, что её включили в московскую поездку, и Бертельу пришлось не раз уверять её, что во время разговора в Вене об этом не было ни слова.

Последние несколько дней в Инсбруке принесли немало трудностей, хотя они и с готовностью их приняли. Книг нужно было выбрать – не слишком мало, и, что ещё важнее, не слишком много. Нужно было сделать фотокопии, и нужно было не давать  Бертелю выбросить всё, что было аккуратно разложено по порядку, – она едва успела поднять глаза. Бертель был другим. Он насвистывал и пел целыми днями; он преобразился. И всё это, подумала Хельга, потому что к нему отнеслись серьёзно, потому что эта комиссия хотела исследовать его идеи. Может быть, она совершила что-то нехорошее все эти годы, просто терпя его хобби, его конёк – гномов, и не пытаясь вмешаться и помочь ему?

И вот они стоят здесь, в дверях святая святых, как шутливо сказал переводчик.

Длинная, светлая комната с высокими арочными окнами и огромным столом, накрытым зелёной скатертью, казалась строгой, академически строгой. За исключением большой тёмной картины Ломоносова на одной стороне и бюста Ленина на заднем плане, зал был ничем не украшен. Современные кожаные вращающиеся кресла составляли странный контраст со столом, на котором на маленьких хрустальных подносах блестели несколько графинов с водой и перевёрнутых стаканов. Перед каждым сиденьем лежали блокнот и аккуратно заточенный карандаш.

Члены комиссии стояли у окон, разговаривали, и когда Хуберы вошли в комнату, все лица повернулись к ним. От волнения Бертель едва различал их, не говоря уже о том, чтобы запомнить все незнакомые имена. Но спокойное поведение переводчика успокаивало его нервозность до терпимого уровня. Руководить ими был назначен доктор Шварц, который встретил их в аэропорту тремя днями ранее; он свободно говорил по-немецки. Под его руководством они осмотрели Москву, посетили Кремль и другие достопримечательности, а также познакомились с атмосферой советского мегаполиса. Их разместили в современной гостинице, из ресторана на девятом этаже которой открывался вечерний вид на гирлянды огней вдоль Москвы-реки и на Кремль с его рубиново-красными звёздами, сияющими в свете прожекторов, словно изнутри.

Профессор Амбрасян, огромный армянин с выразительным носом, чёрными усами и странно прикрытыми глазами, выглядывавшими из-под тяжёлых век, словно из-под козырька, пригласил их сесть.

Когда стулья с трудом отодвинулись, он встал, приложил руку к сердцу, поклонился Хельге и начал: - Я рад приветствовать здесь, в Москве, учёного из Австрии, доцента доктора Хубера, и его жену. Я лично рад, потому что в далёкие годы моей юности мне удалось помочь освободить вашу страну от фашизма, а затем некоторое время прожил в Вене. Добро пожаловать к нам ещё раз

Он произнес эти фразы на резком, но безупречном немецком языке и улыбнулся им обоим. Затем он продолжил свою речь по-русски.

После официального представления остальных членов комиссии, он перешёл к более подробной информации:

- Главная задача комиссии — определить, имеются ли научно обоснованные свидетельства того, что Землю когда-либо посещала инопланетная цивилизация. И если да, то когда и где.

Мы, собравшиеся здесь, предполагаем, что Землю посещали не один, а несколько раз. Однако наши предположения пока гипотетичны, но мы все здесь поддерживаем эту гипотезу.

Кивки одобрения подтвердили его слова. Амбрасян продолжил: - Хотя многое указывает на наличие доказательств, нам пока не удалось найти ничего – ни застрявшего космического корабля, ни скелета инопланетного астронавта, ни даже послания, адресованного нам, – что могло бы подтвердить нашу точку зрения.

Возьмём, к примеру, загадочную террасу Баальбека в Ливанских горах. Даже сегодня невозможно, даже с помощью самых больших из известных грузовых вертолётов, построить совершенно ровную террасу из таких огромных блоков в горной местности, которая представляется нам как статически рассчитанная трасса для запуска ракеты. К этому добавляется легенда о разрушении Содома и Гоморры. Эти города, как мы теперь знаем, находились в непосредственной близости от Баальбека. Мы осмеливаемся предположить, что разрушение городов ядерными реакциями было неизбежным во время запуска. Но предостережения богов, то есть астронавтов, оказались напрасными: согласно Библии, только Лот и его семья последовали за - ангелом который поспешил с ними в горы. Все остальные жители погибли в огне. Позже это событие было истолковано как Божий суд над грешными городами, но сегодня мы знаем, что это не так. Однако всё это выдумки; у нас нет никаких вещественных доказательств.