Алексей Ефимов - Последние ворота Тьмы
Охэйо выбрал соседнюю комнату, на взгляд Лэйми ничем не отличавшуюся от его собственной — разве что немного другой формы.
— Со временем у вас разовьется чувство направления, — предупредил Мэтлай, — но пока вам лучше найти провожатых. Заблудиться здесь очень легко. Не то, чтобы это было опасно, просто каждый из нас привязан к какому-то определенному месту. Сейчас я пришлю к вам своих друзей — они объяснят остальное. Эти тонкости не особенно важны, но их много. Охэйо, ты ничего не имеешь против Маулы?
— Что? А, нет.
— Хорошо. Тебе, Лэйми, я тоже подберу кого-нибудь.
— Ещё одно, — спросил Охэйо. — Сколько здесь можно… существовать?
Мэтлай заморгал. Было видно, что вопрос неприятен ему.
— Это зависит от того, как часто ты будешь погружаться в Море Снов, — осторожно ответил он. — Если никогда — то, наверное, вечно. Но такая жизнь довольно скучна. Её многие пробовали, но никто не выдерживал долго. И потом, эти перемены естественны. Знания — слишком тяжелый груз. В конце хочется стать кем-то другим и начать всё сначала. В среднем здесь живут лет по двести. Событиями в Море Снов можно управлять — в несколько большей степени, чем обычными снами. Вероятность превращения зависит от того, как хорошо ты это умеешь. Но там бывает всякое. Несчастные случаи в том числе. Некоторые не дотягивают и до двадцати пяти. Но ещё никто не прожил в одном теле больше восьмисот лет.
— Восемьсот лет… — медленно повторил Охэйо. — Но конец всё равно неизбежен.
— Не конец. Ни одна кроха твоей памяти не исчезнет. Она станет частью нескольких новых существ, появившихся вместе — вместе с памятью многих других. Мы называем такие появления вспышками. Те, кто возник в одной вспышке — братья и сестры, потому что и внешне они похожи.
— Но я смогу вновь осознать себя?
— Такое случалось. Но я не слышал, чтобы больше одного раза.
— Я не хочу умирать, — упрямо заявил Охэйо. — И я найду выход.
3.Провожатый, которого нашел Лэйми Мэтлай, оказался девушкой. Симала Нариммай была красивой, но слишком хмурой, словно постоянно размышляла над вещами, которые ей не нравились. Лэйми заметил это выражение на лицах многих обитателей Хары. Она принесла тунику и украшения и начала с того, что заставила его надеть всё это.
Туника оказалась очень удобной, но браслеты немного его напугали — если с силой нажать на их внутреннюю поверхность, они мгновенно увеличивали свой диаметр примерно раза в два, а потом так же мгновенно сжимались, плотно, но не туго охватывая руку. Таким же был и пояс: эти устройства помогали удерживать тело на неизменном расстоянии от стен, что необычайно облегчало передвижение, особенно среди Решеток — можно было скользить вдоль труб, как на магнитных рельсах, лишь издерка отталкиваясь ногами. Обитатели Хары часто играли среди них в «догони — поймай» — когда не были заняты более важными вещами.
Когда вид Лэйми был приведен в соответствие с местной модой (Симала с неудовольствием смотрела на его золотистую кожу, но поделать с ней ничего не могла) они сели на пятки, друг против друга.
— Можешь спрашивать, — предложила она. — Мне нет нужды торопиться. Здесь, в Харе, у нас — всё время мира.
Лэйми подумал. Ему не хотелось едва раскрыв рот выставить себя идиотом. Особенно перед девушкой.
— Здесь есть… опасные места, в которые не стоит заходить? — наконец спросил он.
— Таких мест нет. Куда бы ты ни пошел — везде тебя будут рады видеть. Хотя бы потому, что ты — нечто новое.
— А Море Снов?
— Сверху там просто вода. В ней можно захлебнуться, но ты не умрешь, хотя это очень неприятно. Но раз нам не надо дышать, то можно вообще задержать дыхание. Это немного трудно, по крайней мере поначалу.
— А сны? Какие они?
— Миры, Лэйми. Это миры. Глубокие, темные воды — а в них миры. Они светятся. И они громадные — метров по десять, иногда больше. Как планеты, только немного смутные — поверхность нельзя толком разглядеть. Но каждый мир можно узнать. Если коснуться его — ты окажешься внутри.
— А как выйти?
— По своему желанию — выйти нельзя. Сам сон должен подойти к концу. Но это может занять много времени. Иногда месяцы. Или годы. Или много лет.
— Но Мэтлай говорил, что сон можно менять.
— Не сон, Лэйми. Реальность. Если мы что-то меняем там — то это меняется и в реальном мире.
— То есть вы… можете влиять на события?
— Да. Не всегда так, как нам хочется, но можем. Понимаешь, мы как бы сливаемся с сознаниями людей, которые живут сейчас, на самом деле, только очень далеко отсюда. Чаще всего — с теми, кто похож на нас внешне и по складу ума, и с детьми чаще, чем со взрослыми. Обычно мы только смотрим, как во сне. Их мысли — наши мысли, но их поступки — только их поступки. Лишь иногда, если нам удается полностью осознать себя, мы можем управлять чужим телом, как своим. Но тогда мы не можем пользоваться его знаниями. И это не может продолжаться долго. Рано или поздно нас выбрасывает вон. И попасть второй раз в тело одного человека так же трудно, как увидеть вновь один и тот же сон. Теперь ты понимаешь суть Хары?
— Да. Но это… это отвратительно!
— Почему? Когда мы занимаем чье-то тело, мы всегда стараемся помочь. Кое-кто, правда, начинает вести себя безрассудно, но так бывает редко. И потом, эта единственная реальность, которая нам дана. И там мы можем умереть. Если смерть человека, с которым мы… слились, будет слишком жестокой, то нашу сущность может разбить на части, которые соединятся потом с иными в совершенно произвольном порядке. Наши знания не пропадают и то, что начал один, продолжают другие, но это слабое утешение.
— А… а сколько там миров? В Море Снов?
— Все, какие охватила Сеть Хары. Но она не простирается на всю Вселенную, Лэйми. Вселенная слишком велика. Сеть существует только там, где пространство было наделено сродством к жизни, к разуму, как в Мааналэйсе, а это преобразование неустойчиво. Оно склонно к распаду и такое случалось. Тогда Хара оказывалась замкнутой и все её обитатели погружались в долгий, долгий сон…
— Как это?
— На дне Моря Снов, на границе с Ядром, существует слой задержки: любой, кто попадает туда, погружается в оцепенение, подобное смерти. Обычно его быстро извергает наружу. Но когда Хара Отрезана, этого не происходит. Только когда Сети смыкаются, мы вновь получаем свободу. В последний раз нас Отрезали уже очень давно — триста миллионов лет назад. А потом, девяносто миллионов лет назад, Манцибурны изменили мир, и мы проснулись — и старые обитатели, и новые, души которых были уловлены в период молчания.
