Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей
Тахион оседлал стул, сложил руки поверх спинки и принялся наблюдать за тем, как джокер накладывает на лицо последние мазки грима.
– Можете передать мне воротник?
Боннелл застегнул вокруг шеи жесткий гофрированный круг, бросил последний критический взгляд на черно-белый клоунский костюм и повернулся к своему гостю.
– Ладно, доктор. Я готов. А теперь расскажите мне, что я могу для вас сделать.
– Окажите мне одну услугу.
Они говорили по-французски.
– А именно?
– У вас есть списки с адресами ваших членов?
– Полагаю, мы говорим о партии?
– О, прошу прощения. Да.
– Ответ – да. Есть.
Боннелл нисколько ему не помогал. Тахион продолжил неловко продираться вперед.
– Вы не могли бы раздобыть для меня один адрес?
– Это зависит от того, для чего он вам нужен.
– Никаких гнусностей, уверяю вас. Одно личное дело.
– Гм. – Боннелл поправил и без того выстроенные безукоризненно стройными рядами баночки и тюбики на туалетном столике.
– Доктор, вы берете на себя огромную смелость. Мы с вами встречались всего однажды, и все же вы приходите ко мне и просите предоставить вам сведения личного характера. А если я поинтересуюсь, зачем они вам?
– Я предпочел бы не отвечать.
– Так я и думал. Боюсь, мне придется вам отказать.
Утомление, напряжение и пульсирующая боль в ноге разом накрыли его, как девятый вал. Он уронил голову на руки. Подавил слезы. Задумался о том, чтобы отступиться. Осторожная, но твердая рука взяла его за подбородок и заставила поднять голову.
– Это действительно очень много для вас значит, да?
– Больше, чем вы представляете.
– Так расскажите мне, чтобы я представлял. Неужели вы мне не доверяете? Совсем ни капли?
– Я жил когда-то в Париже. Вы давно в компартии? – спросил он ни с того ни с сего.
– С тех пор, как только начал разбираться в политике.
– Тогда странно, что мы не встретились еще в те давние времена. Я знал их всех. Лену Гольдони… Данель.
– Тогда меня еще не было в Париже. Я жил в Марселе, приходил в себя после той веселой жизни, которую мне устроили мои якобы нормальные соседи. – В его улыбке сквозила горечь. – Франция не всегда была так добра к своим диким картам.
– Простите.
– За что?
– Это моя вина.
– Исключительно глупая и эгоистичная позиция.
– Большое вам спасибо.
– Прошлое умерло, погребено, его больше не вернуть. Только настоящее и будущее имеют значение, доктор.
– А я считаю, что это глупая и упрощенческая позиция. Тридцать шесть лет назад я приехал в эту страну, сломленный и ожесточенный. У меня был роман с юной девушкой. Теперь я возвращаюсь и обнаруживаю, что оставил в этом городе более постоянный след, чем предполагал. Я стал отцом ребенка, который появился на свет, жил и умер, а я даже не знал о его существовании. Я мог бы упрекнуть за это его мать, и все же, наверное, она поступила мудро. Ибо первые тринадцать лет жизни моей Жизель ее отец был опустившимся пьяницей. Что мог бы я дать ей?
Он отошел и остановился, неподвижно глядя в стену. Потом развернулся и прижался спиной к холодной штукатурке.
– С ней я упустил свой шанс, но мне даровали еще один. У нее остался сын, мой внук. Он нужен мне.
– А его отец?
– Он член вашей партии.
– Вы говорите, что он вам нужен. Как? Вы хотите украсть его у его отца?
Тахион устало потер глаза. Двое суток без сна брали свое.
– Не знаю. Я не загадываю так далеко. Все, чего я хочу, – это увидеть его, обнять, взглянуть в лицо моему будущему.
Его собеседник хлопнул ладонями по бедрам и поднялся со стула.
– C’est bien[120], доктор. Любой человек заслуживает шанса на то, чтобы взглянуть на пересечение его прошлого, настоящего и будущего. Я найду вам этого человека.
– Просто дайте мне его адрес, вам самому нет никакого смысла этим заниматься.
– Он может испугаться. Я сумею успокоить его и назначить встречу. Его зовут?..
– Франсуа Андрие.
Боннелл записал.
– Прекрасно. Значит, я поговорю с этим человеком и тогда позвоню вам в «Риц»…
– Я больше там не живу. Вы сможете найти меня в «Лилии», на левом берегу.
– Понятно. Какие-то особые причины?
– Нет.
– Я должен научиться делать такое невинное выражение лица. Оно совершенно очаровательно, пусть даже и не слишком убедительно. – Тахион вспыхнул, и Боннелл рассмеялся. – Ну-ну, не обижайтесь. Для одного вечера вы рассказали мне вполне достаточно ваших секретов. Не буду больше на вас давить.
Делегация ужинала в дорогом ресторане на Эйфелевой башне.
Тахион, опираясь на защитное ограждение наблюдательной площадки, нервничал в ожидании Брауна. Сквозь окна ресторана он видел, что вечеринка достигла стадии бренди, кофе, сигар и речей. Дверь открылась, и на площадку, хихикая, вылетела Мистраль. Следом за ней показался капитан Донатьен Расин, один из самых выдающихся французских тузов. Единственной его способностью было умение летать, но по совокупности с тем фактом, что он был профессиональным военным, пресса окрестила его Триколором. Это прозвище он ненавидел.
Обняв американку за тоненькую талию, Расин перелетел с ней через защитное ограждение. Мистраль чмокнула его, высвободилась из кольца его руки и поплыла на струях легкого ветерка, который гулял вокруг башни. Ее бескрайняя серебристо-голубая накидка заплескалась вокруг нее, пока она не стала напоминать экзотического мотылька, влекомого мерцающими паутинами огней, оплетающих башню. Глядя на эту парочку, то взмывающую вверх, то камнем устремляющуюся вниз в замысловатой игре в пятнашки, Тахион вдруг почувствовал себя очень усталым, очень старым и очень бескрылым.
Двери ресторана распахнулись, и из них, словно вода из прорвавшейся дамбы, хлынула делегация. После пяти месяцев официальных обедов и бесконечных речей не было ничего удивительного в том, что они сбежали.
Браун, чертовски элегантный в белом галстуке-бабочке и фраке, остановился, чтобы закурить. Такисианин телепатически коснулся его.
«Джек».
Тот застыл на месте, но ничем другим не выдал, что понял.
Грег Хартманн оглянулся назад.
– Джек, ты идешь?
– Я нагоню вас. Пожалуй, я постою, подышу свежим воздухом, полюбуюсь видом и этой сумасшедшей парочкой. – Он махнул рукой в сторону Мистраль и Расина.
Несколько секунд спустя он присоединился к Тахиону у ограждения.
– Боннелл согласился организовать встречу.
Браун хмыкнул, щелчком стряхнул пепел.
– Когда я вернулся, в отеле была «Сюрте». Они пытались без лишнего шума выспросить наших о твоем местонахождении, но стервятники-журналисты насторожились. Они чуют сенсацию.
Такисианин передернул плечами.
