Кристофер Сташеф - Скорость побега. Чародей поневоле
— Данный корпус не оборудован бородой.
— Прекрати паясничать и отвечай на поставленный вопрос.
Издав звук, отчетливо напоминающий стон, робот отозвался:
— Род, я вынужден напомнить тебе о том, что я — всего лишь машина. К проявлению эмоций я не способен… Просто я отметил некоторые противоречия, Род.
— Да что ты говоришь! — хмыкнул Род. — Да позволено мне будет поинтересоваться, какие именно?
— В данном, конкретном случае противоречие лежит между тем, что собой человек представляет на самом деле, и тем, каким бы ему хотелось себя видеть.
Род прикусил верхнюю губу.
— И каким бы мне хотелось себя видеть?
— Тебе хотелось бы верить в то, что ты эмоционально независим от этой крестьянки.
— Ее имя — Гвендилон.
— От Гвендилон. Да и от любой женщины, если на то пошло. Тебе хочется думать, что ты эмоционально независим, что ты более не умеешь наслаждаться тем, что называется «влюбляться».
— Знаешь что? Любовью я наслаждаюсь на всю катушку, тут ты не прав.
— Это совсем другое дело, — проворковал робот. — Я про влюбленность говорил.
— Проклятие! И я не про секс говорил!
— Я тоже.
Род строптиво поджал губы.
— Стало быть, ты толкуешь про эмоциональную интоксикацию. И если ты говоришь именно об этом — да, действительно, я не влюблен и влюбляться не желаю. И если мое слово хоть что-то значит, то я со всей ответственностью заявляю: я больше никогда ни в кого не влюблюсь!
— Ну, вот, что и требовалось доказать. Это как раз то самое, во что тебе хотелось бы верить, — глубокомысленно изрек робот.
Род скрипнул зубами, заставил себя успокоиться и поинтересовался:
— И какова же правда?
— Правда такова, что ты влюблен.
— Черт подери! Человек либо влюблен, либо нет, и ему ли не знать, так это или не так!
— Согласен. Однако человек может не хотеть признаваться в этом себе самому.
— Послушай, — процедил сквозь зубы Род. — Я бывал влюблен раньше, и я знаю, что это такое. Это… ну…
— Продолжай, — поторопил его робот.
— Ну, это когда… — Род поднял голову и огляделся по сторонам. — Это когда понимаешь, что вокруг тебя — целый мир, когда ты знаешь, что он реален, но тебе до этого нет ровным счетом никакого дела, потому что тебе точно известно, что ты — центр мироздания, самое главное, что в нем существует.
— Посещало ли тебя в последние дни подобное ощущение? — осведомился Веке.
— Ну… да, проклятие! — скривившись, ответил Род.
— С Катариной?
Род удивленно уставился в затылок коня.
— Какого черта? Откуда ты знаешь? — спросил он и подозрительно прищурился.
— Элементарно, Род. — В голосе робота прозвучали издевательские нотки. — Простая логика, больше ничего. А какие ощущения ты испытывал рядом с Гвендилон?
— О… — Род расправил плечи, потянулся. — Ощущения восхитительные, Веке. Лучше мне никогда в жизни не бывало. Мир казался чище. И сейчас я чувствую себя таким здоровым, в голове так ясно, что просто не верится. Это совершенно непохоже на состояние влюбленности, но мне нравится. — Род нахмурился и глянул в затылок коня. — Ну?
Робот помалкивал.
— У тебя что, кошка язык откусила?
— Я не оборудован языком, Род.
— Не увиливай.
Конь еще немного помолчал и наконец отозвался:
— Я ошибся, Род. Ты любишь и любим, но не влюблен.
Род хмуро смотрел на дорогу.
— Это почему же, Веке?
Робот издал звук, смутно напоминающий тяжкий вздох.
— В чем различие между двумя вышеупомянутыми женщинами, Род?
— Ну… — Род пожевал щеку. — Гвендилон… В ней все просто. Она самая обычная, земная женщина, как и я — обычный, простой мужчина.
— А Катарина — нечто большее?
— О, она — та женщина, которую я готов возвести на пьедестал, дабы поклоняться ей, но не ухаживать за ней…
— И не любить? — продолжил мысль робот. — Род, из этих двоих женщин какая лучше по части человеческих качеств?
— А-а-а… Гвендилон.
— Комментарии, — резюмировал конь-робот, — как говорится, излишни.
Родовое поместье Логиров представляло собой обширную равнину между горами и морем. С севера и востока равнину замыкали невысокие покатые горы, на юге широким полукругом тянулось морское побережье, на северо-востоке море с силой било в отвесные скалы высотой в сто футов, с противоположной стороны с гор струился водопад. Длинная усталая река змеилась по равнине к морю.
Сама равнина была, словно ткань заплатками, покрыта квадратиками полей. Тут и там виднелись кучки крестьянских домиков — обиталищ крепостных Логира.
Том и Род стояли на краю горного леса — в том месте, где дорога с севера спускалась в долину.
Род медленно повернул голову, озирая окрестности.
— А где же, — задумчиво проговорил он, — замок, хотел бы я знать?
— А за водопадом, хозяин.
Род обернулся, посмотрел на Тома и устремил взгляд туда, куда вела дорога.
Дорога вилась по долине к водопаду. Там, у подножия скалы, в камне были вырезаны огромные ворота, снабженные надвратной башней и подъемным мостом, нависавшим над природным рвом, образованным излучиной реки. Предки Логиров некогда обжили недра скального массива.
Между бровями Рода залегла ложбинка, похожая на восклицательный знак.
— А по другую сторону от моста — это плотина, что ли?
— Точно, плотина, хозяин, и говорят, будто в ней — чертова уйма пороховых зарядов.
Род медленно кивнул:
— Ага, а перед надвратной башней земля идет под уклон. Стало быть, если в ворота постучатся непрошеные гости, надо только взорвать дамбу, и тогда вода перед воротами поднимется на тридцать футов. Очень хитро придумано. А ты себе сидишь спокойненько и пережидаешь осаду. Водопад обеспечивает замок свежей водой в неограниченном количестве. Только с пропитанием проблемы.
— Говорят, в замке есть сады и огороды, — подсказал хозяину Том.
Род выпятил губы и восхищенно покачал головой:
— В общем, неприступность обеспечена. Можно хоть десять лет в осаде просидеть. Это местечко хоть раз захватывали, Том?
Верзила покачал головой.
— Ни разу, хозяин, — усмехнулся он.
— А может, тот старикан, что тут впервые обосновался, паранойей страдал? А как думаешь, приютят тут двоих усталых путников, а, Том?
Большой Том поджал губы.
— Приютят, хозяин, ежели путники благородных кровей. Логиры издавна славятся своим гостеприимством. Да только для таких, как я, и даже для таких, как вы, хозяин — вы-то ведь, считай, сквайр, не выше того, — гостеприимство будет попроще. Поселят нас в какой-нибудь каморке.