Кристофер Сташеф - Скорость побега. Чародей поневоле
«Идиот, — издевательски хохотал внутренний голос. — И зачем тебе вздумалось ее ласкать? Ты ей только еще больнее сделал!»
Род, готовый сгореть со стыда, собрался отвернуться, но все же отважился взглянуть в глаза девушки… и увидел в них неприкрытую страсть, требовательную, призывную. Эта страсть манила его, затягивала в водоворот чувств, охвативших незнакомку. Ее губы, влажные и теплые, разжались, и Род, припав к ним, погрузился в полные света бездны, где не было ни зрения, ни слуха, а одни только прикосновения…
Род оперся на локоть и посмотрел на девушку. Та лежала рядом с ним обнаженная, прикрытая его плащом. Ткань плаща почти не скрывала ее форм, и Род любовно скользил по ним взглядом, впитывая ее красоту, фиксируя ее в памяти. Это было зрелище, которое ему не хотелось бы забыть.
Он нежно ласкал ее. Она улыбалась, бормотала что-то, потом закрыла глаза, повернула голову набок.
А потом открыла глаза и искоса глянула на него. Губы ее припухли и покраснели.
— У тебя изумрудные глаза, — прошептал Род.
Она томительно потянулась, улыбнулась, обвила руками его шею и притянула к себе. Поцелуи ее были медленными, долгими.
Род смотрел в ее глаза, чувствуя себя невероятно счастливым и совершенно примирившимся с миром. Мир? Да пошел этот мир куда подальше!
Не спуская глаз с девушки, Род приподнялся, неторопливо огляделся по сторонам. Над головой — купол голубых небес, рядом — вороха одежды.
Он опустил глаза. Ничего не существовало сейчас, кроме нее, и что удивительно — это Роду было по душе. Его переполнял покой, он чувствовал всю полноту жизни, он был совершенно счастлив, его радовало все — этот мир, эта жизнь, он был един с ними, с Богом, а больше всех — с ней.
Род пробежался пальцами по ее прикрытой плащом груди. Девушка закрыла глаза, сладко заворковала, а когда его рука замерла, открыла глаза и посмотрела на него. Улыбка застыла на ее губах, во взгляд прокралась тревога.
Она испуганно спросила:
— Вам нехорошо, господин?
Он улыбнулся, но взгляд его был серьезен. Приоткрыв глаза, он медленно кивнул:
— Нет. Мне очень хорошо. — Род наклонился и поцеловал девушку — медленно, почти бережно, и отстранился. — Да, мне хорошо, и притом как-то странно… так хорошо мне никогда в жизни не бывало.
Улыбка вновь озарила ее лицо. Но вот она отвела взгляд, посмотрела на свое обнаженное тело, а когда глаза ее снова встретились с глазами Рода, в них затаился страх.
Род заключил ее в объятия и перевернулся на спину. Тело девушки на миг напряглось, но тут же расслабилось. Она тихонько вскрикнула — то ли всхлипнула, то ли вздохнула, уткнулась лицом в плечо Рода и замерла.
Род залюбовался гривой ее огненно-рыжих волос, разметавшихся по его груди, лениво улыбнулся и закрыл глаза.
— Род, — прошептал у него за ухом голос Векса, и мир нахлынул со всех сторон.
Род вздрогнул и еле слышно щелкнул зубами в знак того, что слышал робота.
— Большой Том уже оделся и направляется к этому стогу.
Род рывком сел и, прищурившись, взглянул на солнце. Судя по всему, день близился к полудню.
— Что ж, пора вернуться в мир живых, — проворчал Род, вздохнул и потянулся за одеждой.
— Милорд? — Девушка печально улыбалась. Глаза ее были полны тоски, но эта тоска быстро сменилась смирением и решимостью. — Мне будут дороги воспоминания о нашей встрече, милорд, — прошептала она, прижимая к груди плащ Рода.
Ее широко раскрытые глаза не мигая смотрели на него.
Это была молчаливая мольба о надежде, но он не мог подарить ей этой надежды, потому что ему больше никогда не суждено было с ней увидеться.
И тут Род понял, что она ждет от него вовсе не надежды, а совсем иного: грубости, выговора за дерзость, за то, что она возомнила, будто чего-то стоит — хотя бы благодарности.
Она понимала, что это принесет ей боль, и все же молила, ибо всякая женщина живет любовью, а она была тридцатилетней женщиной в стране, где девушки выходят замуж в пятнадцать. Она уже успела свыкнуться с мыслью о том, что большой и долгой любви в ее жизни не будет, что ее удел — довольствоваться жалкими крохами.
Сердце Рода дрогнуло, потянулось к ней, пусть к этому чувству и примешивались угрызения совести.
Ну и конечно, он промямлил ей одну из тех заученных фраз, которые мужчины говорят женщинам только для того, чтобы успокоить их, и только потом понимают, что все сказанное было чистейшей правдой.
Род поцеловал ее и сказал:
— Это была не жизнь, милая, но это было то, ради чего живут.
Позже, когда Род уже сел верхом на Векса и оглянулся, когда рядом с ним уже восседал на своей кобылке Большой Том и сердечно махал рукой своей подружке, Род взглянул в глаза девушки и увидел в них отчаяние, страх от грядущей разлуки и вновь — эту бессловесную, страстную мольбу о даровании хоть капли надежды.
Если верить Тому, то и капли было многовато, но ведь Роду наверняка было не суждено увидеть ее вновь… Нет, то будет даже не искра надежды — так, легкий блик. Разве от этого кому-то станет плохо?
— Скажи мне, как твое имя, милая!
Даже не искра — а глаза девушки вспыхнули праздничным костром.
— Меня зовут Гвендилон, милорд!
А когда они отъехали подальше и девушки скрылись из глаз за холмом, Том тяжко вздохнул и сказал:
— Переборщили вы маленько, хозяин. Теперь она от вас, как пить дать, не отстанет.
Вот что значит всласть побарахтаться в сене: всегдашняя энергичность Большого Тома куда-то подевалась, он даже не напевал. Ну, то есть что-то он там бубнил, но ехал далеко впереди, и Род его не слышал.
Род ехал молча, не в силах забыть огненные волосы и изумрудные глаза. Он мысленно проклинал это видение, однако самой придирчивой части его разума казалось, что проклятиям как бы чего-то недостает — ну, к примеру, злости. И уж точно — искренности. Эта самая придирчивая часть разума описывала душевный настрой Рода как крайне вялую попытку самобичевания.
И Род был вынужден это признать. Он и сейчас чувствовал необычайную гармонию со всем сущим, и даже обижаться на зловредную часть своего разума не мог — вот это-то его и тревожило.
— Веке.
— Слушаю, Род, — тише, чем обычно, прозвучал голос робота.
— Веке, что-то мне не по себе.
Робот помедлил и отозвался:
— А как тебе, Род?
Веке задал этот вопрос каким-то особенным тоном… Род резко взглянул на голову своего псевдоконя:
— Веке, не насмехаешься ли ты надо мной?
— Насмехаюсь?
— Ага, насмехаешься. Ты меня слышал. Хихикаешь в бороду.
— Данный корпус не оборудован бородой.