Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей
– Bonjour.
Глаза портье – это был привлекательный мужчина за тридцать с прилизанными темными волосами – расширились от удивления, когда он узнал экстравагантного посетителя.
– У вас работает Данель Монсей. Мне крайне необходимо поговорить с ней.
– Монсей? Нет, мсье Тахион. У нас нет ни одной женщины с такой…
– Черт. Она вышла замуж. Совсем забыл. Она горничная, пятидесяти с лишним лет, глаза черные, волосы седые. – Сердце у него грохотало, отзываясь ответным стуком в висках.
Мужчина с опаской смотрел на руки Тахиона, которые настойчиво сжали его лацканы и едва не вытащили из-за стойки. Такисианин отпустил клерка, потер кончики пальцев.
– Прошу прощения. Как видите, это очень важно… очень важно для меня.
– Мне очень жаль, но у нас нет ни одной женщины по имени Данель.
– Она коммунистка! – в отчаянии добавил доктор.
Мужчина покачал головой, но бойкая блондинка за
стойкой обмена валюты внезапно сказала:
– Ну же, Франсуа. Помнишь – Данель.
– Значит, она здесь?
– О, mais oui[118]. Она на третьем этаже…
– Вы не позовете ее?
Тахион одарил девушку самой соблазнительной своей улыбкой.
– Мсье, она на работе, – запротестовал мужчина.
– Я прошу ее оторваться всего на минутку.
– Мсье, я не могу пустить уборщицу в фойе «Интерконтиненталя».
– Тогда я сам поднимусь к ней.
Данель заталкивала простыни в корзину для грязного белья. Заметив его, она раскрыла рот и попыталась протолкнуться мимо него, используя свою тележку как таран. Он отскочил в сторону и поймал ее за запястье.
– Нам нужно поговорить.
– Я работаю.
– Возьми выходной.
– Меня уволят с работы.
– Тебе больше не понадобится эта работа.
– Это почему?
Какой-то мужчина вышел из номера и с любопытством смотрел на странную парочку.
– Она тебе не подходит.
Данель вгляделась в его лицо, посмотрела на дешевые часики.
– Скоро у меня перерыв. Встретимся в кафе «Моранс», это рядом, на улице Жюйе. Купи мне сигарет и что обычно.
– То есть?
– Они знают. Я всегда захожу туда в перерыв.
Он сжал ее лицо в ладонях и поцеловал. Улыбнулся при виде ее замешательства.
– Что это на тебя нашло?
– Расскажу в кафе.
Проходя по вестибюлю, он увидел, что клерк только что повесил трубку в одной из телефонных кабинок. Молоденькая блондинка помахала ему рукой и спросила:
– Ну как, нашли ее?
– Да. Большое спасибо.
Тахион нетерпеливо ерзал за одним из крохотных столиков, втиснутых на тротуар перед кафе. Улочка была такая узкая, что припаркованные у обочины машины стояли двумя колесами на тротуарах.
Подошедшая Дани закурила «Голуаз».
– И в чем же дело?
– Ты солгала мне. – Он игриво погрозил ей пальцем. – Наша дочь не умерла. В Версале… там была не дикая карта, там был мой кровный родственник. Я не виню тебя за то, что ты хотела сделать мне больно, но хочу возместить тебе все эти годы. Я забираю вас обеих в Америку.
По улице на бешеной скорости несся юркий автомобиль. Когда он оказался напротив них, от серого каменного здания эхом отразилась автоматная очередь. Данель дернулась на стуле. Тахион подхватил ее, увлек за собой на асфальт за одной из стоящих у обочины машин. Раскаленный прут насквозь прожег его ногу, локоть с тошнотворным хрустом ударился о тротуар. Он лежал неподвижно, уткнувшись щекой в мостовую, и по его руке текло что-то теплое. Нога занемела.
Из горла Данель с хрипом вырывалось дыхание. Тахион завладел ее сознанием. Появилась Жизель. Миллион раз отраженная в миллионе самых разнообразных воспоминаний. Жизель. Ослепительный светлячок.
В отчаянии он потянулся за ней, но она ускользала – забытое неуловимое волшебство в темнеющих закоулках гаснущего разума ее умирающей матери.
Данель умерла.
Жизель умерла.
Но оставила в этом мире часть себя – сына. Доктор нарушал все правила высшей ментатики, запрещавшие удерживать умирающий разум. Паника охватила его, и он шарахнулся прочь от этой ужасающей границы.
В физическом мире в воздухе висел протяжный вой сирен.
«О предки, что же делать?» Позволить им найти его здесь вместе с застреленной горничной? Нелепость. Возникнут вопросы, придется отвечать. Они узнают о его внуке. А если дикие карты во Франции – национальное достояние, каким сокровищем объявят человека, в чьих жилах течет часть такисианской крови?
Пришла боль. Тахион попробовал пошевелить ногой и понял, что пуля не задела кость. От напряжения на лбу у него выступил пот, желчь подступила к горлу. Как же он доберется до «Рица»? Но… в конце концов, это всего в двух кварталах отсюда.
Такисианин осторожно сдвинул женщину в сторону, сложил ее руки на груди, поцеловал в лоб. «Мать моего ребенка». Потом он оплачет ее как положено. Но сначала надо отомстить.
Пуля прошла навылет сквозь мягкие ткани бедра. Крови было немного. Пока. Как только он зашагал, она забила фонтаном. Нужен камуфляж, что-нибудь, чем можно прикрыть рану, чтобы пройти мимо стойки регистрации и подняться в номер. Он оглядел стоящие машины. Ага, сложенная газета на капоте одной из них. Не лучший вариант, но сойдет. Теперь ему оставалось лишь продержаться и не хромать те несколько шагов, которые предстоит сделать от входа в отель до дверей лифта.
Выучка – это все. И порода. Порода всегда возьмет свое.
Он пытался заснуть, но все без толку. В конце концов в шесть утра Джек Браун с раздражением отбросил сбившиеся простыни, скинул промокшую от пота пижаму, оделся и отправился на поиски съестного.
Пять месяцев жизни в сгорбленном состоянии и с постоянной оглядкой. Пять месяцев, в течение которых он ни разу не заговорил с ним. Ни разу даже не взглянул на него. Неужели надежда восстановить свое доброе имя действительно стоила этого ада?
Всему виной было нашествие Роя. Оно вытащило его на свет из уютной торговли недвижимостью, калифорнийских вечеров и секса на берегу бассейна. Положение было по-настоящему отчаянным. Ни один туз, сколь бы подмоченной ни была его репутация, не был лишним. И он показал себя с наилучшей стороны, сражался с чудищами в Кентукки и Техасе. Тогда он и обнаружил кое-что любопытное. Большинство этих новых молодых тузов ни сном ни духом не ведали, кто он такой. Знали немногие – Хирам Уорчестер, Черепаха, и это имело значение. Так что, возможно, у него был способ вернуться. Снова стать героем.
Сенатор Грег Хартманн объявил о предполагаемой кругосветной поездке.
Джек всегда восхищался Хартманном. Восхищался тем, как сенатор вел борьбу за отмену определенных частей «Постановления о контроле над способностями экзотов». Он позвонил ему и предложил оплатить часть издержек. Для политика деньги никогда не бывают лишними, даже если их не используют для финансирования кампании. Так Джек очутился на борту самолета.
