Райдо Витич - Игры с призраком. Кон второй.
Король задумчиво посмотрел на рубиновую жидкость в бокале, залпом выпил вино и заверил скорей самого себя, чем друга:
— Но я смогу. Я очень постараюсь.
— Себя не потеряй в старании, — бросил Пит, глядя с сочувствием на короля.
— Это неважно. Важно лишь одно — вернуть Анжину. Живой.
— А дети?
— В безопасности. К ним и муха без разрешения не прилетит.
— О жене ты тоже был уверен… Ладно, что дальше? Запарился я уже сидеть, в холостую мысли гоняя.
— Делом займись. Начни выводить куклу в свет.
— Ага. Страстей таких наговорил, а потом `выводи в свет'. Не боишься еще и друга потерять?
— Тебя? Нет. Ты живучий.
— Я б поспорил…
— Ладно, завтра, ты со мной пойдешь. А куклу пусть Кирилл крутит.
— Куда идем?
— Где очень многолюдно и шумно. Устроим томный вечерок, дадим пищу прессе.
Пит хмыкнул:
— Это еще зачем? Сплетен захотелось и смены имиджа?
— Паул должен расстилаться, чтоб сделать неверный шаг. Как ты думаешь, узнав, что я чхать хотел на жену и не так добропорядочен, как всем казалось, что он сделает?
— Пойдет с другой стороны.
— Точно. Он попытается понять, в чем дело, и начнет искать другие слабые стороны, бреши. Для этого ему нужно будет проникнуть во дворец или заслать кого-нибудь на разведку. Клон здесь, но раз все идет не так, как задумывалось изначально, возникнет подозрение, что кто-то: я или она, его переигрывает…
— Или он что-то не учел — тебя недооценил, например.
— Или клон предал, или я что заподозрил. Клону веры нет, это не только я понимаю.
— Значит, Паул будет засылать разведчика. А не боишься, что он попросту уберет клон, а с тобой брататься начнет. Ты ведь ему его самого будешь показывать, в своем исполнении, — хмыкнул Пит.
— Брататься? Нет, вряд ли. Убрать клон? Тоже нет, торопиться с ее ликвидацией он не станет. Игрушка дорогая, к тому же может пригодиться еще. Он сначала проверит и попытается убедиться сам, что его сценарий перекосило. Будет искать причину. А это время, фора нам и Анжине. Будем будоражить общественность и вводить Паула в заблуждение: буянить, волочиться за стриптизерами.
— Бардак по полной программе, — кивнул Пит, с сомнением поглядывая на Ричарда. — Куколку бы не мешало к этому подключить.
— Вот ее подключать не надо, уверяю, три дня тишины и покоя только вас в заблуждение ввести могли. Завтра же от маски кротости и безответности и следа не останется. Еще удивит она нас… Прессе понравится скандал в королевском семействе… Одно меня убивает — как я потом Анжине свое поведение объясню? Как в глаза ей посмотрю?…
Качнул головой, с тоской глядя перед собой. И вздохнул:
— Впрочем, это тоже неважно.
— Анжина тебе не то что пьяные дебоши и левосторонни залеты простит, но падение династий Ланкранц и Д'Анжу вместе взятых, а также апокалипсис галактики, — с плохо скрываемой завистью заметил Пит. Выпил вина, задумчиво покачал бокалом, смакуя запах в раздумьях, и тихо сказал: — Другое меня тревожит — из человека в зверя превратиться — не проблема, проблема — потом вернуть себе человеческий облик.
Глава 4
Не зря Халена беду чуяла. Не зря товарищей поторапливала. И хоть коней не жалея, летели на подмогу соседям, а все равно не успели.
Гарью потянуло, когда они еще из леса не вышли. Неясный запах дыма, смешивался с духмяным ароматом сосновой хвои, полевых цветов и лишь тревожил, оставляя место сомнениям. Но чем ближе к городищу, тем сильней запах пожарища и лица дружников все мрачней, и бег лошадей все быстрей.
Они вылетели из лесу, уже видя сквозь последние стволы сосен серую завесу дыма, явственно различая обгорелые остовы строений.
Халену ознобом до кончиков волос пробрало от открывшегося вида и мертвенной тишины. Она до крови прикусила губу, сдерживая то ли рык, то ли стон: никого, ничего от целого поселения — опоздали.
Кони застыли у останков изгороди — догорающих головешек. Тихо — ни один муж слова не молвит. Лошади не ржали, хоть и пугались запаха гари и огня.
Первым Трувояр на родную землю спрыгнул. Пошел по городищу медленно и словно во сне, а взгляд — дикий и больной — все шарил округ, выискивая своих среди трупов родичей.
— Мамо… — тихо шептали губы
Халена не сдержала стона, спрыгивая на выгоревшую землю, уставилась в небо, сдерживая слезы. А там тоже никого: ни облачка, ни птицы, только серый дымок вьется.
Зажмурилась воительница: хоть куда смотри — больно.
И пошла за остальными по городищу в слепой надежде кого живого встретить.
Да только трупы, трупы: порубленные мужчины без броней — видно до последнего держались, так же ясно, что неопытны — по-глупому смерти отдались — кто с ножом в животе, кто со стрелой в сердце, в спине, кто без головы да без рук.
Парень молодой, девчонку-ровесницу телом прикрыл. У той стрела прямо в горле торчит, а он, как еж, со спины стрелами утыкан. Молодка как за водой шла, так смерть у колодца и нашла. А чуть дальше старик и мальчик, совсем дитя — оба зарублены. Лежат рядом и в небо голубыми глазами смотрят, ветер седые и русые волосы гладит и словно будит почивших — вставайте.
Халена застонала, на колени рядом с ними рухнула и взвыла в небо:
— За что?!!
— Бяда-а, — протянул Гневомир глухо. Ладонь посестре на плечо положил, присев рядом. — Крепись… Наши тоже здеся: Межата, Сулима в куски изрублен… В полон похоже и брать не брали. Всех положили…Да, эх!…
Воительница только челюсти сжала, черными глазами на побратима уставившись: воины?… Дети! Детей-то за что?!! А нет слов и сил на них нет. И слезы высохли. Пусто в душе, будто и ее как это городище выжгли. И ярость, что дым по селенью, ползет по сердцу, душе, разум затмевая.
И вдруг, глядя на убитых, четко осозналось — беда. Не баловство, не игрища — война.
То, что ночью было, иначе, чем обычным ратным делом не воспринималось. Может, сумрак игры с разумом играл, может душа, размягченная покоем да привольным житьем, боль принять не спешила. Да и не было настолько горьких потерь: воину на роду написано в сече полечь. Так то воин — муж зрелый, по уму живший, по чести голову сложивший. Больно, но печаль светлая — знатно пожил, знатно рубился и погиб за веру и правду, род оберегая. А этот мальчонка, за что Моране отдан? Наверное, только-только `мамо' говорить научился — рубашенка-то до колен, ножки голенькие…
Халена встала, лицо судорогой свело, а взгляд такой стал, что и Гневомир невольно отшатнулся.
Зачем она раньше жила и как — Халена знать больше не хотела, все, что `вчера' — ушло и кануло безвозвратно ненужное, а она четко осознала, зачем живет, что ей `сегодня' и `завтра'.
