Дмитрий Хабибуллин - Тот День
Юноша хотел было что-то добавить, но заметив непонимание на лице Соколова, Николай махнул рукой и замолчал.
— Ладно, оружие говоришь. Может быть какой-то газ, действующий на психику? Тогда к чему запуск ракет? И почему тогда мы с тобой беседуем? Иммунитет? Черт знает что… — подвел черту Соколов.
Коля действительно слабел на глазах. Мелкая испарина на лбу юноши свидетельствовала о жаре, и, потрогав влажную кожу сержанта, полковник в этом убедился.
— Я умираю, — сухо констатировал Николай, — и это хорошо, вы не были в этом аду.
— Да, я не был. Я все проспал, — попробовал пошутить Соколов, — и может быть, ты умираешь. Но мы ведь попробуем выбраться? Не сдавайся, — заглядывая в глаза сержанту, изо всех сил старался полковник убедить юношу жить.
Негоже было старшему офицеру, да что там старшему, начальнику целой части, так бояться одиночества. Но Соколов боялся. Пустой, забросанный трупами мир, пепельное небо, крики падальщиков — малоприятная картина. И по иронии судьбы, полковник впервые в жизни нуждался в компании.
Сердце сержанта остановилось в половину седьмого. Юноша умер беззвучно и с умиротворением на лице. Смирившись с потерей, полковник достал смятую пачку сигарет. В комнатке запахло терпким дымом. Порывшись в ящиках с медикаментами, Андрей извлек коробочку сальбутамола, и докурив, глубоко вдохнул пары аэрозоли. Через несколько минут легкие офицера больше не хрипели, и теперь он мог дышать полной грудью. Он жалел, что не успел подробней расспросить сержанта, слишком уж невероятной выглядела история Старыпина. По сути, после разговора с Колей, у Андрея Михайловича появилось еще больше вопросов, чем до него. Рассказ сержанта был слишком сумбурным, да и основное время он провел взаперти, ничего не видя. Нужно было выбираться, и от одной этой мысли у полковника опять перехватило дыхание.
Порыскав по кабинету, Андрей нашел подходящую сумку и принялся собираться. В рюкзак защитных цветов полетели несколько флаконов сальбутамола и фенотерола, бинты, антибиотики, несколько шприцов с морфием. Полковник не знал, что могло пригодиться и сумку набивал всем, чем только можно. Подобрав чуть было не погубившее его ружье, Соколов неуверенно перекинул его через плечо.
«Потянешь, может понадобиться», — убеждал себя офицер.
В конце концов, Андрей обыскал тело юноши, и, найдя коробку двенадцатого калибра, бросил ее в сумку.
— Вроде бы все, — осматривая приемную, вслух произнес полковник, — прощай сержант, — бросил он телу на полу.
Полковник перешагнул через обломки и прихрамывая вышел в вестибюль. В отличие от покореженной двери приемной, напротив нее по-прежнему стояла нетронутой дверь в лазарет. Опустив голову на уровень замка, Андрей убедился, что дверь не закрыта. Любопытство побороло страх, к которому Соколов впрочем уже начал привыкать. Повторяя первый сценарий, он толкнул дверь и прижался к стене.
В этот раз никаких выстрелов не прозвучало. И никто не закричал, и не бросился на полковника, когда он зашел в помещение.
К приезду генералов медпункту придавали жутковатый вид. Стены обклеивали черными листами, стелились красные простыни. Но в последний день инспекции, как было положено по традиции, воинская часть преображалась, возвращаясь к нормальному своему состоянию. И медпункт не был исключением. После того, как генералы с криками уехали прочь, со стен убрали черную бумагу, но вот до смены простыней так дело, видимо, и не дошло.
На трех из шести кушеток, лежали тела в пижамах. Лежали они на багровых постелях, и теперь это не казалось полковнику смешным. У двух из них на проверку оказался пульс. Андрей толкнул ближайшего дулом автомата. Никакой реакции не последовало. Второй юноша отреагировал так же. Еще раз пощупав пульс, полковник заметил, что кожа солдат необыкновенно холодная. Соколов понял проблему людей в пижамах. Они были в коме. И возможно уже много часов.
«Быть может, это был единственный островок спокойствия. Чтобы ни произошло — эти люди просто не проснулись», — думал Сколов, выходя из медицинского пункта.
В лицо офицера опять ударил морозный ветер, и в этот раз, несмотря на восходящее солнце, ему показалось, что похолодало. Взглянув на небо, Андрей почувствовал какую-то скрытую тревогу. Со всех четырех сторон света, тянулись тяжелые черные тучи, и в глубине их мрачных недр изредка хлыстами проносились огненные молнии. Чернота еще не скрыла серое солнце, но оставалось недолго. Небо над частью словно пропущенное забывчатым ткачом пятно, быстро зашивалось черной тканью.
Вороньи крики стихли. Птицы смерти будто чего-то ждали.
«Убирайся отсюда», — вдруг скомандовал себе офицер.
После разговора с сержантом он не сомневался, что больше живых в части нет. И раз телефоны молчали, нужно было ехать за подмогой. Недолго думая, он еще раз взглянул на странное небо и, собрав всю волю в кулак, полковник направился в сторону центральной площади. Гараж находился на противоположной от медпункта стороне плаца. Сразу за складом. Плюнув на безопасность, полковник не стал огибать плац по кругу и пошел напрямик. Складской ангар был полуразрушен, и Андрей вспомнил слова сержанта о взрыве. Переступая через многочисленные тела, он шел по строевой площадке и молил богов оставить невредимым хотя бы один «Уазик».
В двадцати шагах от склада, на самом краю плаца, Соколов засмотрелся на чернеющее небо и ненароком споткнулся об очередной, распростертый на земле труп. Мимолетом обратив внимание на задетого солдата, Андрей не нашел его кожу достаточно синей для обмороженного покойника. Пощупав пульс, полковник отпрянул от странного тела. Юноша в форме так же как и ребята из лазарета, был в коме. В руке рядового была зажата саперская лопатка, на остром лезвии которой были видны следы засохшей крови. Рядом с телом валялся небольшой топор.
— Интересно, — склонившись над телом, произнес Соколов.
Вспомнив слова сержанта про «тех, других», в голове Андрея появились новые мысли. Что-то прояснялось. Но для проверки теории, нужна была лаборатория, а главное — хорошие специалисты.
Становилось все пасмурней, и край блеклого солнца уже скрывался за чернотой туч. Боги, которым молился полковник смилостивились над ним, и хоть гаража Андрей так и не нашел — взрыв на складе снес его как карточный домик, в пяти метрах от разрушенной постройки стояла целехонькая «Нива». Видимо, машину пригнали после взрыва, и на фоне обугленных остатков шифера и металлических листов она смотрелась очень контрастно. Русский джип был недавно окрашен, и на его темно-зеленом теле играли отблески тускнеющего солнца. Автомобиль принадлежал одному из его лейтенантов, и, подойдя поближе, полковник нашел его уткнувшимся в рулевое колесо. В голове молодого офицера зияла небольшая дырка. В руке был зажат пистолет. Церемониться с телом времени не было, и Соколов попросту выкинул труп из салона. Табельный Макаров был изъят и брошен в дорожную сумку полковника.
