Дмитрий Хабибуллин - Тот День
Андрей Михайлович, будучи человеком любознательным, с юных лет увлекался идеями германских философов начала прошлого века. И больше всего ценил в людях способность мыслить. И даже само понятие «человек» он считал устаревшим. И вот среди этих самых «человеков» изредка под его начало заступали на службу весьма интересные личности.
Николай Старыпин. Его личное дело сразу же приглянулось Соколову. Возраст двадцать три года. Два незаконченных высших, несмотря на то, что Смоленский лицей парень окончил с медалью. Что-то было не так в таких вот жизненных историях. Такие как Коля не могли найти своего места. Не могли втиснуться в безотказно работающий механизм системы. Возможно, в подобных историях полковник находил себя с одним лишь отличием — ему не оставили выбора. Карьера военного была навязана семьей.
«Рожденный в Шаталово, там же и сдохнет», — когда-то сказал сгоряча его отец.
И в словах его был смысл.
Поэтому-то Андрей едва оперившихся своих детей отправил учиться в большой мир. Он не хотел, чтобы они повторили его путь. Кроме того, после случая с женой Соколов не мог нормально смотреть в глаза своим детям. Каждый раз в них он видел ее.
— Сержант, это я. Не стреляй, — как можно более уверенно, но на всякий случай приоткрыв дверь на улицу, крикнул Соколов.
— Ты…Вы.…Пошел вон! — захлебываясь гневом, проорал в ответ Старыпин.
— Не стреляй. Послушай, я боюсь не меньше твоего.…Да я вообще не понимаю, что случилось. Давай не будем сходить с ума.
Слова давались Андрею Михайловичу с трудом. По натуре своей он не был трусом, и такого страха он не испытывал в жизни никогда. В тот момент полковник бы предпочел сотню реальных врагов, чем этот заляпанный кровью пустой вестибюль.
— Это вы полковник? Это действительно вы? Я не знаю чему верить, — после короткой паузы спросил Николай.
— Коля, послушай. Я брошу ствол к тебе в кабинет. Ты опустишь ружье. И мы поговорим. Понял? — включив командный тон, сказал Соколов.
— Да, да…. Давайте так, — тихо ответил сержант.
С поднятыми руками Соколов вошел в приемный покой. Сержант сидел на полу. Ружье лежало рядом, что полковнику совсем не понравилось.
— Я бы попросил тебя отбросить это, — указывая взглядом на двустволку, мягко произнес полковник.
— Я безоружен, — заметив волнение Коли, добавил Андрей.
Сержант Старыпин расположился за перевернутым письменным столом в метре от полу разбитого окна. Решетки, защищающие стекла, как заметил Соколов, были погнуты, а сами стекла разбиты.
— Они ползли со всех сторон, — угадав мысли полковника, пояснил Николай и отбросил ружье в дальний конец кабинета.
— Кто они?
Сделав два шага вперед, полковник заметил перевязанную рану на ноге юноши. Бинты были пропитаны кровью.
— Погоди. Ты ранен? — перебил Андрей собирающегося с мыслями парня.
— Ерунда. Только вот кровь остановить не могу, — натянуто улыбнулся сержант.
— Одну секунду, — сказал Соколов и доверительно повернулся спиной к Николаю.
Напротив молодого бойца висели прибитые ящички, отмеченные красными крестами.
— Бинты в правом, — помог полковнику сержант.
Закончив с перевязкой, Соколов отодвинул стол и уселся напротив Старыпина.
— Вот теперь я тебя слушаю, — заглянув в опухшие глаза сержанта, произнес Андрей Михайлович.
Рассказ Николая не занял много времени. Говорил он быстро, сумбурно и даже просьбы полковника повторить тот или иной момент картины не проясняли. По словам сержанта вот что стряслось:
Когда часы на стене штаба пробили полдень, с частью что-то случилось. Прошло часа четыре после отъезда генералов, и люди в основной массе своей отдыхали по казармам. Но вдруг что-то произошло. Где-то начались драки. Где-то стрельба. Минут через двадцать безумие охватило практически всех. Старыпин и еще несколько адекватных солдат, спасаясь от взбесившихся сослуживцев, заперлись поначалу в местной котельной. Через час плотной обороны, котельную кто-то поджег, и дым повалил клубами. Выбравшись из полыхающего здания через черный ход, ряды товарищей Старыпина начали редеть. Кого-то убило взрывом возле склада, кто-то присоединился к сумасшедшим ордам. Последнего бойца сержант потерял возле самого медпункта. По словам Николая, рядовой ни с того ни сего пальнул в него из Макарова, отобранного у одного из озверевших лейтенантов. Коле пришлось разнести из «Байкала» обидчику голову, и, забравшись в приемный покой, сержант окопался здесь на добрых часов шесть.
— Когда я перевязал ногу и обустроился, первый час пришлось отстреливаться, а затем все стихло, — окончил свою страшную повесть Николай.
— Постой. А телефоны, радио? Неужели никто не знает? — поинтересовался Соколов.
— Телефоны молчали. В штаб мы не попали, он вспыхнул первым. Так что и радио было недоступным, — ответил сержант, и чуть помедлив, с грустью добавил: — Родня тоже не отвечала, а в полночь и у меня сигнал пропал.
Полковник достал из кармана старую «nokia». Полосок связи по-прежнему не было. В памяти всплыли лица детей, и чувство тревоги вспыхнуло с новой силой.
— Да, и еще…. Где-то около восьми вечера я слышал звук похожий на старт наших ракет перехватчиков. Вроде бы С-75-е полетели, — вспомнил Коля.
— Старушки смогли взлететь? Но кто отдал приказ? — удивился полковник.
— Не знаю. Я тогда, видите ли, другими делами был занят. Не до выяснения было, — угрюмо ответил сержант.
Наступило минутное молчание. Каждый был занят своими печалями.
— Есть мысли по поводу произошедшего? — осматривая вновь начавшую кровоточить рану сержанта, спросил Андрей.
— А какие могут быть мысли? Оружие? Точечный удар каким-то новым химическим оружием? Или массивная атака, раз телефоны молчат. В общем, не знаю…. Просто все сошли с ума, вот и все… — слабея на глазах, пробубнил Старыпин и добавил: — Хотя были и те, другие.
— Какие другие? — совсем запутавшись, переспросил полковник.
— Ну, я не знаю. Просто я заметил, что большинство действовало инстинктивно. Как дикие звери люди бегали и рвали друг друга. Но были и те, кто не впал в бешенство сразу. Как например, ребята с которыми я прятался в котельной. Один за другим, они сходили с ума. Их глаза становились черны, но в отличие от остальных, они вели себя очень даже разумно. Один, тот, что ногу мне прострелил, даже толкнул какую-то пафосную речь про избранность, и еще что-то такое. Одним словом, были и другие. Я кстати вас за такого и принял. И еще…
Юноша хотел было что-то добавить, но заметив непонимание на лице Соколова, Николай махнул рукой и замолчал.
