Михаил Харитонов - Рубидий
Вися над паровым краном, Привалов вдруг подумал о Дрозде. Вообще-то ему пришлось куда туже, чем тому же Саше. Но Привалову и в голову не приходило пожалеть несчастного киномеханика или как-то ему помочь. Напротив, Саше казалось, что тот пострадал справедливо, ибо был мещанином, циником и мелким человечком. Однако же — Александр даже удивился этой мысли — Дрозд никогда не делал Саше ничего плохого. Стрелянные до получки трёшки и пятёрки он неизменно возвращал со спасибом, заклятий на него никаких не накладывал, начальству не стучал. Несколько раз выручал по мелочи и один раз по-крупному: соврал Стелле по телефону, что они с Приваловым бухнули и теперь тот лежит в дёжку. В то время как Саша в последнем приступе молодости пытался проводить до дому практикантку Галю из кивринской лаборатории. С Галей у Саши, конечно же, ничего не склалось, но Дрозд вообще-то сильно рисковал: врать по телефону ведьме, даже такой слабенькой, как Стеллочка, было делом опасным. И тем не менее, Саша относился к Дрозду презрительно. Потому что он был обычным мещанином и не имел отношения к науке. То ли дело великий Ойра-Ойра... Привалову стало как-то неловко.
Тут вспыхнуло зелёное пламя и во главе стола возник Кристобаль Хозевич Хунта.
Саша не успел даже метнуться к стене. Он так и застыл над столом, с ужасом ожидая, что великий корифей его увидит и прихлопнет, как муху. Почему он приписал Кристобалю Хозевичу такие намерения, он и сам не мог бы объяснить. Просто ему стало очень страшно.
Хунта, однако, повёл глазами по направлению к батарее. Видимо, он учуял следы гномьей трапезы. Он даже встал и вытянул шею. Привалов воспользовался моментом и метнулся в угол. Там была натянута паутинка, которую украшал крохотный трупик мошки. Саша спрятался за его астральной тенью.
Кристобаль Хозевич ещё раз осмотрел помещение, снова устроился на председательском месте и неожиданно громко рыгнул. Изо рта вырвалось длинное пламя, а когда оно потухло, слева через стул от Хунты появился какой-то мужчина в грязной телогрейке. Саше сначала показалось, что у него измазаны чем-то руки. Потом он понял, что они синие от татуировок.
— Часик в радость, братуха! — начал было синий каким-то разнузданным голосом, но Хунта, брезгливо поморщившись, щёлкнул пальцами, и тот заговорил по-другому:
— Уважаемый Кристобаль Хозевич. По центру "Инновационные технологии".[22] Документы из райкома получены, вопросы с товарищем Орджоникидзе решены в положительном смысле. Наши партнёры — "Конверсия" и "Старт". Предполагаемая схема...
Хунта ещё раз щёлкнул пальцами.
— В общем, берём кредит, обналиваем, закупаем браконьерскую, ваши бодяжат имитатом, сбыт на Лёхе. Мои пять, Лёхе четыре. На тушки цельные мороженые есть интерес.
— У меня нет интереса, — Хунта качнул головой. — Что с "Конверсией"?
— Ну формально как бы пока как-то так, — неопределённо высказался синий. — Работаем.
— Васюта, я не понял тебя, — сказал Кристобаль Хозевич таким голосом, что Привалов аж сжался, хотя сжиматься было уже и некуда. — Ты мне что сейчас сказать хотел? Что я тебе дал пятьдесят тысяч, а ты мне за эти деньги сказал слово "работаем"? Это слово стоит пятьдесят тысяч, Васюта? Ты дашь мне сейчас пятьдесят тысяч, если я тебе скажу "работаем"? Или "как-то так"? А может быть, "как бы"?
— Дайте пару слов, шеф, — зачастил синий. — В общем так. Процесс идёт. Но он идёт не сразу. В конце недели всё будет, край — в начале следующей.
— Ты меня обратно не понял, Васюта, — сказал Хунта ласково и страшно. — Мне не нужно в начале следующей. Мне нужно сегодня. Васюта, я умел считать деньги, когда твоего прадеда не было даже в проекте. Деньги у людей считаются не в рублях, Васюта. Деньги у людей считаются в рублях в день. Ты мне обещал сегодня, Васюта. Если бы я получил сегодня, значит, я получил бы двадцать в день. Если я получу в начале следующей, это будет двенадцать в день. Ты видишь разницу, Васюта? Она огромна. Васюта. Восемь тысяч в день, вот сколько это стоит. Это даже сейчас хорошие деньги, Васюта. Ты знаешь, сколько это в долларах?
Синий набычился.
— Я не говорил за сегодня, — упрямо сказал он. — Я говорил: может, сегодня. А так вообще-то край — в начале следующей.
— Ты меня лечишь? — тем же тоном сказал Хунта, после чего выдал тираду на каком-то мерзком жаргоне, из которой Привалов не понял ни слова. Синий ответил ещё менее понятно, и они принялись яростно переругиваться через стол.
Вися в паутине, Саша с тоской думал о том, что Кристобаль Хозевич, оказывается, тоже по уши замаран в каких-то сомнительных делишках — то ли в спекуляции, то ли в чём похуже. Потом ему вдруг подумалось, что Хунта вообще-то и раньше жил не по средствам. Он одевался в импортное — за исключением разве что норковых шуб. Его никто никогда не видел в институтской столовке. Машины у него не было, потому что он плевал на запреты и трансгрессировался куда хотел[23] — что характерно, без последствий. На восьмое марта он дарил женщинам огромные розы на длинных стеблях — настоящие, не магические. Пил он исключительно "Курвуазье" и "Наполеон". Не то чтобы это выходило за рамки, но требовало определённых расходов. Между тем, зарплату Кристобаля Хозевича Привалов знал, поскольку обсчитывал институтскую бухгалтерию. В восьмидесятые Хунта получал четыреста тридцать рублей — профессорскую ставку. Были ещё всякие надбавки, но не так чтобы очень уж большие. Столько же получал Киврин — который, однако, ходил в тулупе на меху и пил самогон собственного приготовления,[24] а зарплату тратил на книги.
— В общем, бабло заводим через Хачо, он хочет половину и сразу валит... — тем временем тараторил синий.
— Половину? Он часом не прихуел? — неожиданно грубо сказал Хунта. Матное словцо выбило Привалова из прострации и он снова стал прислушиваться.
— Не, ну, он как бы уважаемый человек... — начал было синий.
— Меня не интересует, кто он у себя там, — надменно произнёс Кристобаль Хозевич. -Десять процентов, Васюта, десять процентов и край. И это скажешь ему ты, Васюта. Если будут вопросы — спроси, чем набить его чучело. Стружкой или соломой. И я всё сделаю без магии. Руками. С использованием традиционных инструментов.
Привалов вздрогнул. Он на ментальном уровне ощутил, что Хунта не шутит, причём ни на малейшую дольку. Нет, Кристобаль Хозевич имел в виду именно то, что сказал.
Видимо, Васюта тоже что-то такое почувствовал.
— Не, ну так тоже не надо, — забормотал он, — Хачо не лаврушник какой-нибудь, он уважаемый человек, в Тамбове смотрящим был...
Хунта с крайним презрением махнул рукой.
