Михаил Харитонов - Рубидий
Усталость распозналась более-менее быстро: Привалова настигло самое обычное магическое истощение. Непонятно было, откуда оно взялось: сотворение дивана и бутербродика исчерпать его до такой степени ну никак не могло.
Поднапрягшись, Саша вспомнил, что с утра к нему заходил Амперян и очень вежливо попросил поделиться магической энергией. Привалов, разумеется, кивнул, Амперян всё так же же вежливо поблагодарил, немножко поколдовал и ушёл. Потом заходила Алла Грицько, новенькая девочка из отдела Превращений. Она собиралась на вечеринку и ей нужно было немножко магии для наведения вечернего марафета. Черноокую полтавчанку Аллочку Привалов втайне обожал — понимая, разумеется, что столь шикарная женщина не для него. Та, в свою очередь, видела бесхитростного Сашу насквозь и по мере нужды сашиными услугами пользовалась. Привалов помнил, как однажды он с тремя гномами переносил её мебель в новый кабинет. Причём напросился сам: Аллочка обещала за труды поцелуй. Он его и получил (в щёчку) и был назван зайчиком и настоящим мужиком. Сегодняшний обмен был выгоднее: за почти нечувствительный отъём ненужной ему магической энергии он получил улыбочку и был поименован лапулей... Наконец, последние запасы ушли на Витьку.
Прожёвывая сыр, Саша думал о том, какой же он дурак и как же он не замечал всего этого раньше. Ему стало ужасно жалко себя и свою непутёвую жизнь.
Тут у него закололо в ушных раковинах. Испугавшись, что начала расти шерсть, Привалов схватился за уши. Нет, уши остались гладкими. Уколы, видимо, почудились.
Саша было обрадовался, но опять в голову полезло странное. Он вдруг задумался — а почему, собственно, на ушах несознательных сотрудников растёт эта грёбаная волосня?
Раньше он таким вопросом не задавался. Просто знал, что у сотрудников, подверженных эгоистическим и инстинктивным желаниям, на ушах начинает расти шерсть. Это было свойство Института — то ли древнее заклятье, то ли влияние коллективной атмосферы, то ли ещё что. Привалов, с его магической бездарностью и общей малополезностью, очень опасался, что с ним случится нечто подобное. Оно и случалось — причём, к сашиному стыду, неоднократно. Впервые это произошло в шестьдесят девятом, когда Привалова — тогда ещё молодого-холостого-незарегистрированного — не пустили в Болгарию на конгресс по вычислительной магии, послав вместо него проверенного товарища из отдела Недоступных Проблем. Привалов на командировку и не особо-то и рассчитывал, но почему-то ему стало ужасно обидно. В тот день он запорол семимегабайтный магнитный диск,[17] наорал на безответного гнома-кодировщика и довольно злобно огрызнулся в ответ на дружескую подначку Ойры-Ойры. Тем же вечером уши у него зазудели и на них вылезла редкая серая шерсть. Саша отчаянно перепугался, клял себя последними словами и даже пытался выжечь шесть зажигалкой. В результате обжёг левое ухо. От шерсти его избавил Корнеев, причём без особенных издевательств: просто убрал волосню заклинанием и посоветовал протереть всё одеколоном... Последний — Саша очень надеялся, что именно последний — раз это было пять лет назад: Саша позавидовал Ойре-Ойре, в разгар сезона добывшего дефицитнейшую путёвку в Лиепаю.[18] Несознательность проявилась в том, что он не пошёл провожать друга, а заперся в подсобке и читал "Альтиста Данилова".[19] На этот раз шерсть полезла прямо в процессе чтения, рыжая с прозеленью. Её Саша выводил полчаса, бритвой и плоскогубцами — некоторые пряди пришлось рвать с корнем. Домой он пришёл с кровавыми пятнами на воротнике, за что получил внеочередной втык от Стеллы. Роман он так и не дочитал.
Саша чувствовал, что неведомая сила, наказывающая за пережитки палеолита в сознании, сейчас тоже попыталась его покарать. Но не вышло. Что-то забарахлило, засбоило. Привалов, однако, не обольщался. Он прекрасно знал: всё неработающее рано или поздно чинят, починят и здесь. И скорее рано, чем поздно.
Внезапно захотелось холодного нарзана, вот чтобы прямо из холодильника. Раздухарившийся Привалов решил спустить остатки магии на удовольствие и визуализировал бутылку. Нарзана не возникло, зато перед глазами поплыла бутылка сладостного "Колокольчика".[20] Саша бутылку материализовал. Увы, с расположением материализуемого предмета у него по-прежнему были сложности: бутылка возникла где-то под потолком и тут же со всей дури рухнула вниз. Пол был обделан линолиумом, так что бутылка не разбилась. Зато отскочила пробка. Душистая пена окатила приваловские брюки.
Где-то далеко хлопнула дверь.
— Семённа-а-а! Валька-а! — донёсся откуда-то из коридора противный бабский голос. — Тут кто колдует? Охренели? У меня анализ!
— Ты чё? — раздался другой голос, тоже бабский и тоже мерзкий. — А, да, точно — колдуют! Машка, небось, сучара драная!
— О чёрт, — только и сказал Саша, запоздало понимая, куда его занесло. По всему выходило, что он попал в лабораторный корпус. Тут работали в основном противные бабы климактерического возраста, с соответствующим нравом. Общаться с ними даже по рабочим вопросам было тяжко. Что касается него самого, он попал капитально. Колдовать в пределах лабораторного корпуса посторонним категорически запрещалось, во избежание порчи результатов анализов. Оказаться виноватым перед склочными и ябедливыми бабами ну очень не хотелось.
— Слышь, Валька, — опять раздался тот же мерзкий голос, — это из коридора, похоже! Вектор магистратум оттедова тянет! Я ща посмотрю...
Саша заметался. Будь у него побольше времени, он мог бы успеть убежать. Но дорогу преграждал дурацкий диван, а опасность была близко: в коридоре раздались шаги. Грымза вышла на охоту, и дичью был он, Привалов.
От ужаса ему захотелось исчезнуть — так, чтобы с концами, чтоб не нашли.
— В курилке! — закаркала старая ведьма. — В курилке кто-то!
— Если Машка-сучка ведьмачит, я ей сисяры оторву! — пообещала вторая мымра.
Перепуганный Привалов попытался вспомнить хоть какой-то учебник реализационной магии. В памяти всплыла старинная рукопись на халдейском, которую он видел в библиотеке под стеклом. Заклинания там были какой-то термоядерной силы. Но выбирать не приходилось. Саша набрал воздуху в грудь и на одном дыхании прочёл длинную фразу, похожую на неприличную скороговорку, концентрируя внимание на одном — исчезнуть.
Заклинание сработало. Привалов исчез. Не сделался невидимым, не скрылся, не превратился во что-нибудь — а именно исчез. С концами.
Ощущение, что тебя нет, было очень странным. Саше понадобилось минуты две, чтобы пообвыкнуть. За это время вредная тётка дотащилась-таки до тупика.
