Александр Лукьянов - Черная пешка
Потом занялись пленными. Вот тут обычно самое интересное и начинается. Помнится, тогда еще Болт проиграл пари Хрюку, не поверив, что тот сможет голыми руками раздавить подряд пять черепов у пленных пандейцев. Пиявец в тот раз Скорняку помогал. У того дар божий – как раз выделка кожи, особенно татуированной, с дервишей. Он обещал за помощь обтянуть альбом фотографий Пиявца шкурой первого же хонтийца.
Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
03 часа 50 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Готовилась высадка. Десантники выстроились на развод. Пиявец занимал своё место на левом фланге среди кандидатов в «змеи», терпеливо и невозмутимо выслушивая одни и те же шуточки по поводу своего низкого роста и плюгавой комплекции. В воздухе постоянно чувствовался привкус дизельного топлива - сразу за кают-компанией располагался машинный отсек, да и топливные баки испускали душок, с которым не справлялись поглотители запахов.
Через каждые две сажени коридор делили водонепроницаемые переборки с узкими овальными дверями. По обе стороны стены были отделаны дорогим лакированным деревом и тисненой кожей. Здесь же в рамках висели, как принято у «океанских змеев», «фотографии» командиров – рентгенограммы с оскаленными черепами в фас. На каждом снимке имелся автограф заснятого офицера. По потолку тянулись кабелепроводы, окрашенные в различные цвета. В полу местами встречались круглые люковые отверстия со спускающимися вниз алюминиевыми лестницами. Повсюду скрадывая шум шагов, лежали каучуковые коврики.
Судовой фельдшер обходил строй, небрежно осмотрел личный состав и на глазок налил в подставленные алюминиевые кружки витаминно-травяной настой невообразимой горечи, который, к тому же, гарантировал не менее десяти минут зверской икоты. Под залповое икание пьющих настой морпехов из микроскопической каютки появился командующий «Подругой» корвет-лейтенант десантных войск Дададай Хо. Сквозь смотровые щели маски, в которую превратилось его обгоревшее пять лет назад при взрыве бака лицо, рассматривал строй. Десантники тут же замирали, почувствовав как буравят их полускрытые за тяжёлыми вишневыми веками серые льдистые глаза. Установилась раскатистая тишь, раздавалось только надрывное сипение корвет-лейтенанта втягивающего воздух сквозь вывернутые ноздри. Командир с неизменным молчанием выслушал доклад старшины смены, досадливо махнул пятнистой от ожогов ладонью, пресекая стремление морпехов, набрав полную грудь, взрявкнуть приветствие. Потом повернулся к микрофону и сообщил на центральный пост о процедуре высадки. А братья-морпехи, выкатив грудь, во все горло заорали «Марш десантников».
Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины "Подруга", Островная империя
06 часов 75 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Прочесывание местности, оно же «частый гребень», оно же «вошебойка». Этому морпехи тренировались еженедельно. С утра до вечера, целый день и снова до упаду. На ходу спрыгнуть с бронетранспортера и развернуться в цепь. Стрелять очередями веером, не целясь, загоняя врага в ловушку. Без устали бежать и гнать материковых уродов.
-А ну, братишки, давай! - без устали горланил из открытого броневика яхт-лейтенант, командовавший операцией. -Не халтурьте, малыши, поднажмите!
Задыхаясь, имперские десантники неслись в высокой колючей траве и стреляли короткими частыми очередями. Они загоняли в сторону каких-то средневековых развалин большую группу панически удирающих хонтийцев. Где-то справа от Пиявца пыхтели Болт и Клешнявый, слева – Скальпель и Хрюк. Но он их не видел. Хонтийская трава была высотой в человеческий рост, и только задранный вверх тонкий и длинный ствол огнемёта матроса Крысы колыхался перед нами, словно маяк. В глазах у Пиявца рябило, он взопрел, несмотря на осенний промозглый холод.
Толпу удалось оттеснить в развалины. Там её взяла в оборот вторая группа, сидевшая в засаде. Пиявец вздохнул с облегчением: для них изматывающая беготня на этом заканчивалась.
-На сегодня всё! - объявил яхт-лейтенант, командовавший операцией. –Можете возвращаться на «Подругу» и отдыхать. Добычу отсортируют без нас.
Скорняк выразительно жестикулировал, тыкал пальцами в сторону тростника, выворачивал наизнанку что-то воображаемое и строил дикие рожи. Пиявец сообразил.
-Брат яхт-лейтенант! –сказал он. -Разрешите нам с матросом Скорняком остаться. Вернёмся с той группой.
-Зачем?
-Да мы это… хотели кожицей разжиться… Он неплохую нашел.
-Приспичило вам... Ладно. Доложите командиру второго отряда как полагается.
-Слушаюсь! Спасибо, брат яхт-лейтенант!
Скорняк, пыхтя вытаскивал из трещащих зарослей труп молодой хонтийки. Её простреленная голова моталась и стороны в сторону.
-Вон там какие-то подвалы по-моему есть. –сказал Пиявец. –Там и выделать можно.
-Поглядим. -ответил Скорняк, -Чего столбеешь, подхватывай за ноги. Спешить надо, не то потом плохо поддаваться будет. Тут свежатинка нужна.
Саракш
Хонти. Пограничная зона. Обитель "отцов-путеуказателей".
04 часа 30 минут, 15 дня месяца Фиалок, 9590 год от Озарения
-Это было совсем недавно, судя по крови. Позавчера или вчера. –возбужденно говорил Гурон. – А значит, чужие могут быть рядом. Кто? Зачем это сделали?
-«Кто» – вопрос риторический. –пробормотал Лунин. – А вот «зачем», это я тебе поясню, как человек, слегка знакомый с древней историей. Обратил внимание на детали?
-Не присматривался!
-Да не злись, мне не приятнее твоего. Так вот, с несчастного снимали кожу очень тщательно. И жерди рядом брошены не случайно: служили для подхвата и упора. Следовательно это не пытки, не издевательство над живым человеком, а скорее утилитарная разделка забитой особи. Добывание шкуры. С какими целями – также лучше не задумываться.
Ходуля возился около камина.
-Расскажу ему. – решил Гурон. Он подсел к проводнику и что-то ему старательно втолковывал. Тот некоторое время тупо внимал, потом обеспокоено завозился, с биноклем в руках поспешно полез под крышу.
Прогрессоры переглянулись и последовали за ним. Ходуля уже лежал, раскинув ноги, на каменной площадке под дырявой черепичной крышей маяка-колокольни и рассматривал завернутый вверх горизонт.
Заслышав шорох, он повернулся. Пешка с Гуроном поразились выражению дикого ужаса на его лице, ставшем землисто-серым.
