Виталий Забирко - Войнуха
— А там никого нет. Все ушли в Войнуху играть. — Она высвободила руку и нажала ему пальцем на нос. — Вот так!
На Войнуху… Снова все приблизилось, весь сегодняшний день. Он вздохнул и отпустил Айю.
— А Доновена нашли! Нашли! Дылду тоже нашли!
Она замолчала.
— Нет, — сказал он вяло, — никто нас не посещал. И мы никого больше не нашли.
— Никто? — спросила она.
Он помотал головой.
— И никого?
— Нет.
Она снова затихла. Затем спросила:
— А мы?
— Вы — первые.
Айя подумала.
— Тогда знаешь что?
— Что?
— Ты все равно расскажи о Других. Ну, их сейчас нет, но ты расскажи о них, как на самом деле. Ну, словно они есть. Хорошо?
Донован улыбнулся, погладил ее по голове. Выдумщица…
— Хорошо?
Он кивнул, и тогда она села в гамаке, обхватила колени руками и, уткнув в них подбородок, приготовилась слушать.
Он подумал. Закинул руки за голову. Что же тебе рассказать?
— Ну?
И тогда он начал.
«Жили-были на далекой-далекой планете люди. Были они веселыми и дружными, ласковыми и добрыми. Они не знали ни зла, ни унижения; ни лжи, ни жадности; ни подлости, ни трусости. Планета не была сурова к ним, климат ее был мягким, земля плодородной. Люди были трудолюбивы и жили счастливо».
Идиллия, подумал Донован. Боже мой, какую идиллию я нарисовал… Впрочем, там и на самом деле была идиллия.
«Но однажды на планету прилетел пришелец. Ему, как и полагается гостю, оказали высокие почести, устроили пир горой и поселили в лучшей, самой просторной хижине у резчика Аола. И он остался.
Ему все было интересно, он обо всем расспрашивал, везде совал свой нос. Когда Аол вырезал какую-нибудь фигуру, он спрашивал:
„Зачем ты это делаешь?“
„Мне нравится“, — отвечал резчик.
„А для кого ты ее делаешь? Тебе ее кто-то заказал?“ — не унимался пришелец.
„Нет, мне ее никто не заказывал“, — отвечал резчик.
„Тогда зачем ты ее делаешь?“ — снова спрашивал пришелец.
„Я делаю ее для себя, — отвечал резчик. — Для себя и для людей“.
„Как это?“ — не понимал пришелец.
„Для себя, — разъяснил Аол, — потому, что мне это нравится. Для людей — если понравится и им. Тогда я отдам свою работу людям“.
„И ты что-нибудь за это получишь?“ — спрашивал пришелец.
„Да“, — отвечал резчик.
„Что именно?“ — спрашивал пришелец.
„Уважение и одобрение“, — отвечал резчик.
„Как это?“ — снова не понимал пришелец.
„Уважение, — терпеливо объяснил Аол, — если моя работа им понравится и они ее оценят. Одобрение за то, что не бездельничал“.
Пришелец хмыкал и качал головой.
Когда Аол ловил рыбу или собирал плоды, он спрашивал:
„Зачем тебе так много?“
„Это для людей, — отвечал Аол. — Для людей и для себя“.
„Как это?“ — не понимал пришелец.
„Я отдам все людям, — разъяснял Аол, — а себе оставлю лишь необходимое“.
Глядя на хижины в деревне, пришелец удивлялся:
„Почему у вас нет дворцов?“
„А зачем?“ — спрашивал Аол.
„Чтобы жить лучше!“ — восклицал пришелец.
„Мы живем хорошо“, — отвечал Аол.
Глядя на пустую площадь в центре деревни, пришелец удивлялся:
„Почему у вас нет памятников?“
„А зачем?“ — спрашивал Аол.
„Чтобы увековечить память ваших выдающихся людей!“ восклицал пришелец.
„Память о людях должна всегда храниться в сердце“, — отвечал Аол.
„Но вы же так можете многих забыть!“ — восклицал пришелец.
„Если они достойны — их не забудут“, — отвечал Аол.
— Это ты про нас, — задумчиво сказала Айя. — Про нас и про Кирша…
Донована охватила тихая ярость. „Не ей я это рассказываю, подумал он. — Это я им говорю. Это я должен им всем рассказать!“
— Нет, — сказал он вслух, — это не про вас. Это сказка.
И продолжил.
И тогда пришелец спросил:
„Ты знаешь, что такое власть?“
Аол удивленно поднял брови.
„А хочешь ее иметь?“
„Я не знаю, что это такое“, — отвечал Аол.
Пришелец загадочно улыбнулся.
„Я научу тебя, как ее добыть“, — предложил он.
И Аол согласился…
И тогда пришелец сказал Аолу:
„Видишь, идет Мона?“
„Да“, — отвечал Аол.
„Побей ее“, — сказал пришелец.
„Зачем?“ — удивился Аол.
Пришелец снова загадочно улыбнулся.
„Ты побей — увидишь“.
Аол долго не решался, но пришелец все настаивал и настаивал, и тогда он как-то у ручья все-таки отважился и толкнул ее. Она отодвинулась, уступая ему место. Тогда он хлопнул ее по щеке.
„Что тебе, Аол?“ — удивленно спросила она.
И он ушел.
„Избей ее, — говорил пришелец. — Избей и возьми“.
„Она невеста Эло“, — отвечал Аол, но на следующий день он-таки избил ее, а потом сделал своей женой.
Он издевался над своей женой, рвал волосы, избивал до кровавых синяков… И чувствовал при этом удовольствие.
Но пришелец сказал:
„Это еще не власть“.
И дал Аолу оружие.
„Убей Эло“, — сказал он.
И тогда Аол на мгновение проснулся.
„Вчера я отнял у него невесту“, — сказал он.
„Да, — сказал пришелец. — Это власть“
„Сегодня я хочу убить его самого“.
„Да, — сказал пришелец. — Это власть“.
„А завтра кто-нибудь захочет мою жену“.
„Нет, — сказал пришелец. — Ты не понял. Обожди“.
„А послезавтра кто-нибудь захочет убить меня“.
„Обожди, — сказал пришелец. — Ты не понял“.
„Ты болен“, — понял Аол.
„Обожди“, — сказал пришелец.
„Ты заразен“, — сказал Аол.
„Ты заразил меня“, — сказал Аол.
„Обожди“, — сказал пришелец.
Но Аол убил его.
Затем он убил Мону — она знала, что такое рабство.
Затем он убил себя. Он знал, что такое ВЛАСТЬ.»
Айя сидела тихо-тихо, не шелохнувшись. Ее огромные глаза светились в темноте.
— Страшно, — наконец сказала она. — Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…
Она зябко передернула плечами и, вытянувшись, нырнула к нему на грудь. Тело у нее было холодное, просто закоченевшее.
— Я сама виновата, — прошептала она, прижимаясь тесней. Тебе было плохо, а я все настаивала и настаивала… И ты взял и рассказал такую историю. Страшную.
Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, ему даже невдомек было, что пришелец — это только разведчик, только первая ласточка чужого мира, и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития и начнет обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперед, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.
