Виталий Забирко - Войнуха
Некоторое время Кирш молчал.
— Ладно, — наконец сказал он и встал. — Пойду соберу хворост для костра.
Он ушел, и скоро из рощи послышался треск ломаемых сучьев.
Донован вздохнул, хотел лечь на уже остывший песок, как и Алеша, но вдруг насторожился. Из-за темнеющих силуэтов деревьев вынырнула чья-то тень и стала неслышно подкрадываться к ним.
— Айя, — негромко позвал он.
Она засмеялась, перестала прятаться и уже открыто подошла.
— Ты меня узнал? — спросила она и принялась выкручивать мокрые волосы. — А я так старалась… А почему вы не купаетесь? Вода такая хорошая!
Из темноты появился Кирш и вывалил перед ними охапку хвороста. Айя радостно запрыгала, захлопала в ладоши.
— Костерчик, костерчик! У нас будет костер! — Она велела Киршу нагнуться и поцеловала его. — Какой ты молодец, Кирш!
Кирш хмыкнул и стал ломать хворост, готовя его для костра.
Айя подскочила к Доновану сзади, обняла за шею мокрыми руками и прошептала в самое ухо:
— Знаешь, я ведь страшно люблю костры… — и исчезла в темноте, оставив на шее влажный след рук… Через минуту, когда Алеша уже начал раздувать огонь, щуря от дыма глаза, она вернулась, таща за собой по песку старую, видавшую виды гитару Кирша.
— Кирш, ты нам что-нибудь сыграешь, хорошо?
Она протянула ему гитару. Кирш вытер руки и взял ее. Айя сразу же села на песок и, обхватив колени руками, приготовилась слушать.
Кирш усмехнулся и, легонько коснувшись Айиного носа пальцем, весело сказал:
— Расскажу я вам сейчас удивительный рассказ. Как у Айи на носу ели черти колбасу!
Айя прыснула.
— Другого места не нашли, — проворчал Донован.
Кирш промолчал. Он склонился над гитарой и начал ее настраивать. Костер слабо потрескивал, сипел сырыми ветками, стрелял искрами; запах дыма был знакомый и терпкий, как будто жгли обыкновенные земные сосновые ветки.
— Ну и что же тебе сыграть? — спросил Кирш и начал легонько перебирать струны.
— Сыграй что-нибудь о Земле, хорошо, а? — несмело попросила Айя.
Кирш кивнул и задумался, по-прежнему перебирая струны. Алеша поворошил угли в костре и подбросил веток. Костер чуть присел. задымил, но сразу же оправился и взметнулся вверх. Айя сидела притихшая, заворожённая, только мерцающие языки пламени отражались в ее огромных глазах.
Кирш долго подбирал мелодию, наигрывая что-то грустное, и наконец, тихонько начал…
Были уже густые сумерки. Ратмир ушел, и Айя вышла его проводить… В хижине было темно, оранжевый светляк почти угас, и только россыпь голубой искры все еще колюче пялилась со стен.
Донован встал и, пригнувшись, вышел из хижины. Песок под ногами был холодным, остывшим, из пустыни дул слабый ветер и нес с собой жаркий кислый запах жженого железа. Душный запах, отвратительный запах, мерзкий запах… Запах смерти. Он отвернулся, растер виски обеими ладонями и сел на песок, прислонившись спиной к стене хижины.
Не надо об этом, подумал он. Отдохни, рассейся, не думай ни о чем. Он закрыл глаза и запрокинул голову.
Не ходите дети в Африку гулять, подумал Донован.
Он чувствовал, как рядом из темноты возникла Айя и прильнула к его плечу теплым, маленьким, участливым комочком. Это сразу как-то успокоило. Стало тепло и уютно. Покойно.
Милая моя, подумал он. Как хорошо, что ты рядом. Спасибо. Айя тихо пошевелилась, ласково провела пальцами по его щеке.
— Где ты сейчас? — еле слышно спросила она.
Он помолчал.
— На берегу, — наконец сказал он. — Ночью… Море такое тихое-тихое и спокойное… И луна. И лунная дорожка широкая, яркая, почти не раздробленная…
— А я там есть?
— Да.
— Рядом?
— Рядом.
Она замолчала, уткнулась носом в его плечо. Совсем недалеко, за рощей, спало море, из-за горизонта степенно выкатывалась луна и прокладывала в спокойной воде ровную золотую дорожку.
— Ты устал сегодня, — сказала она. — Пошли спать.
Он закивал и открыл глаза.
— Да. Пошли.
Ночь была тихая и светлая. В открытый проем хижины нахально заглядывала полная круглолицая луна, вырезав из циновок вытянутый золотистый овал. Донован лежал с открытыми глазами, никак не мог заснуть, и ему было хорошо видно, как со своего гамака в другом конце хижины тихонько встала Айя и на цыпочках, крадучись, подошла к нему. Сейчас, в темноте, когда не было видно ее странных глаз, полуприкрытых нижними веками, и трепещущих клапанов носа, она ничем не отличалась от земной девчонки.
— Ты спишь? — шепотом спросила она и подергала за сетку.
— Нет.
Она перелезла через паутину нитей и забралась к нему в гамак.
— Расскажи что-нибудь, а? — попросила она, прильнув к нему. — Как тогда, помнишь? Сказочку-рассказочку…
Он погладил ее по голове. Сказочку… До них ли вам теперь…
— Я знаю, Доновен, я знаю, — говорила она, уткнувшись носом ему в грудь, — ты сейчас думаешь, тебе сейчас плохо, и я нехорошо делаю, что прошу тебя… Но, Доновен, милый, хороший. Дылда…
Мне сейчас плохо, подумал он. Мне сейчас плохо? Это вам, вам всем сейчас плохо! Хотя вы все страшно веселы, жизнерадостны как никогда, но все это — бег белки в колесе. Вроде бы бежите а на месте. Даже еще хуже.
Он вздохнул.
— Что тебе рассказать?
Она сильнее прижалась к нему, спрятала лицо на груди.
— Дылда, милый… Спасибо.
Он улыбнулся. Стало лучше, легче.
— О чем ты хочешь?
— О чем? — Она вскочила в гамаке на колени. — Обо всем! Всем, все-ом!!! — радостно закричала она.
Донован тихо рассмеялся.
— Знаешь что? — спросила она.
— Что?
— Расскажи… — она задумалась. — Расскажи так, чтобы о нас но и не о нас. О Других.
— Каких это — других?
— Ну… Других. Не понимаешь? — Она засмеялась. — Совсем не понимаешь?
Донован помотал головой.
— Ну что ты. Дылда! Ну, это… Ну… — Она сама запуталась, но все же попыталась выбраться из этих дебрей. — Ну вот, как нашли вы нас, — растягивая слова, начала объяснять она. — Ну… А то — Других. Понимаешь?
Донован кивнул.
— Ты хочешь, чтобы я рассказал о человечках, живущих на других планетах?
Айя снова рассмеялась.
— Ну вот, Дылда, ты же все понимаешь! Ты просто меня разыгрываешь! А может… А может, вас тоже нашли? — Она рассмеялась такой догадке и весело зашлепала ладошками по его груди. — А, Дылда, а? А вас тоже нашли! Нашли! Да? Да, Дылда, да?
Он поймал ее руки, прижал к себе.
— Не шлепай так, в соседней кампалле всех разбудишь.
Она смеялась.
— А там никого нет. Все ушли в Войнуху играть. — Она высвободила руку и нажала ему пальцем на нос. — Вот так!
