Александр Щеголев - Раб
Нет. Нет. Невозможно.
Книга, - взывал человек, - не оставляй меня! Верни слова Твои! Подскажи, как поступить?
Дальше было так. Безотчетно поддавшись внезапному желанию, он сполз с ванны и начал медленно раздеваться. Он действовал, словно сомнабула. Раздевшись, залез под душ и пустил воду. "Я не грязен, - глухо шептал человек. - Неправда. Неправда."
ПОНИМАНИЕ
Я обязан поделиться им с вами.
Я обязан рассказать о пути, которым достиг его.
К тому моменту, когда Келья открылась мне, я был уже вполне взрослым человеком, можно сказать - не мальчиком. Это бесспорно. Я имел суждения по любым вопросам, и, как мне казалось, ничто их не могло сдвинуть с места. Я имел непоколебимое самомнение. Однако пребывание в Келье, и в особенности период прозрения, начисто вымели из головы моей все предшествующее. Как это случилось? С наслаждением повторяюсь - не знаю, не помню. В результате я снова разложил мнения по полочкам, снова заболел уверенностью в себе самом, и понадобилось новое падение в грязь, чтобы убедиться в собственном ничтожестве. И в первом, и во втором случае я считал себя хорошим и правильным. Нет, нет, не так! Я считал себя лучше других. А на самом деле я был и остаюсь...
Впрочем, стоп. Не надо отвлекаться. Сегодня, когда опять я окунаю перо в кровь свою... прости... прости за приторную пошлость... когда решился продолжить жизнеописание Здесь - на Твоих страницах! - итак, сегодня я хочу рассказать о мгновениях Понимания. А бестолковое метание мыслей, одолевающее голову, лишь мешает стройности изложения.
Те сияющие мгновения осветили мою жизнь не сразу. Да, я прозревал. Я излечивался. Да, безумие освободило мой разум. Но Понимание отнюдь не явилось логическим итогом этого чуда! Понимание само по себе было чудом. Суть его рвется сейчас из меня, требует немедленного выхода на бумагу, но я удержусь в рамках связного рассказа и начну, пожалуй, с другого.
Начну с Книги. Святые страницы становились мне близки - неизмеримо ближе, чем, к примеру, немытая кожа, что бы там не напевали сладкоголосые скептики. Они становились для меня единственными друзьями и подругами. Они стали для меня... Ладно. Я читал. Пытался думать. Увидел, что грязен, увидел чудовищную мощь этого понятия, и вообще, увидел множество величайших истин. Пусть прозвучит расхожий штамп - я духовно перерождался - он идеально точен. Я искренне, до боли жалел, что так мало знаю о священных для всей Земли вещах, которые обязан знать каждый живущий... Вышесказанное я и называю прозреванием.
Так я оказался владельцем колоссального богатства, состоящего, правда, всего из трех...
Пишущий эти строки, ты веришь, потому что боишься?
Да, я боюсь! Ведь я человек.
Что значит: "Ты человек"?
Это значит: я умею размышлять; следовательно - вижу варианты; следовательно - фиксирую зрение на худшем; следовательно - боюсь.
Кого ты обманываешь, пишущий? Себя - в лучшем случае. Ведь ты боишься без всяких объяснений, просто потому, что тебе страшно. Не чувствуя ударов этого кнута, ты не сделал бы шага. Согласен?
Да, я боюсь.
Пишущий, почему ты ни в чем не уверен?
Ну-у, потому что у меня есть коварные враги!
Кто же они?
Как и у любого человека, они - это искушения. Большие, вроде недосягаемых звезд на небе, и маленькие, вроде монет в кармане. Искушение есть главный враг человека, тяготы и лишения не могут сравниться с ним в могуществе: тяготы и лишения человек побеждает, а искушение - крайне редко. На него обменивается все в этом мире. А самое плохое, что врага этого многие не видят, и бывает даже так - да, да! - что обычное искушение называют целью. Я не слишком многословен?
А ты знаешь, что такое тяготы и лишения, пишущий? Ты испытывал их на себе?
О-о, нет...
Тогда ты опять обманываешь - себя в лучшем случае. Ты ни в чем не уверен, потому что поступаешь, как человек: ясно видя могучего врага, сам стараешься ужиться с ним в согласии, а братьям кричишь: "Гоните его прочь!"
О-о, да, я грязен...
Ты слаб, пишущий. Но это не означает, что ты человек! Ответь: зачем ты пишешь? Потому что боишься?
...открытий.
Сразу оговорюсь: эти открытия ни в коем случае не претендуют на какую-либо всеобщность. Они касаются только моей личности. И именно поэтому имеют невообразимую ценность.
Первое. Из санитарных удобств в Келье присутствовала только уборная с унитазом. Умываться было решительно негде. Иногда я пытался пользоваться водой из бачка, преодолевая массу нелепых трудностей, и поначалу невозможность нормально удовлетворять элементарную потребность выводила меня из себя. Но потом я понял - это бесконечно правильно. Вода в Келье отшельника - ненужная роскошь. Водой глупо смывать окаменевшую коросту прошлых ошибок. И тогда я перестал мыться.
Второе. Стыд из темной, разъедающей душу муки превратился в надежный источник предостережения. Впрочем, стыд в чистом виде, безусловно, также остался. Он только сделался более зрелым. Я жил неправильно - я знал, конечно, как надо жить, чтобы построить то, что все вокруг строят, я только и слышал об этом из каждого встреченного рупора, но, увы, не вслушивался, и самое важное - не верил. Я жил не по ПРАВИЛАМ. А значит и не жил вовсе - пусть будет так. И тогда я забыл свое имя.
Третье. Безумные мучения, в которых человек рождается, неминуемо приводят к тому, что вместе с ним рождается безумное зло, несознаваемое и неконтролируемое. Примечательный факт: младенец с первых мгновений умеет плакать, и затем всю жизнь делает это весьма энергично, а смеяться учится долго, постепенно, не сразу овладевая голосом. Только ли физиология виновата?... Не желаю лишних споров! Перейду к сути. Книга убедила меня, что я - раб собственной грязи. Но это не совсем точно... о, прости, прости!... Это следствие. Гораздо более страшным является то, что я раб себя самого. То есть раб того безумного зла, которое родилось вместе со мной и прекрасно живет во мне. Как вырваться из оков? Я понял - чтобы стать господином над своим маленьким злом, нужно стать рабом всеобщего добра, ни больше, ни меньше. Но что это такое, и как это сделать, тогда мне было неведомо. И я отказался окончательно от себя бренного, целиком отдавшись размышлениям.
Изложенные открытия и решения не были настоящим Пониманием. Но они указали путь. Они помогли отыскать впоследствии формулу покоя. Они помогли стать господином. Я вспоминаю их с гордостью.
Размышления текли неспешно, наполняя смыслом каждую минуту моего существования. Я доставал кассету с так и не посмотренным фильмом, в тысячный раз прочитывал название и думал... Я думал о том, что "Безумное животное" идеально подходит для обозначения меня, как представителя фауны Земли, и не только меня, но и... дайте им зеркало! - шептал я... Думал о сумасшедшем мире, в котором сумасшедшие родители производят сумасшедших детей, а потом с гневом встречают врачей по делам несовершеннолетних. В котором безнадежно потерянный разум лечат баландой в специальных клиниках. Почти как меня, - я улыбался, - чаем с хлебом... Думал о необъяснимых потерях памяти миллионами живущих, о зверских извращениях логики, об отсутствии цели. А у меня, - плакал я, - есть цель, память и логика?
