Федор Богданов - Дважды рожденный
— А! Теперь я понимаю. Однажды я видел много гоми, которые возвращались, повидимому, с набега и шли по четыре в ряд. Они также несли мешки с вкусными шариками. Значит, гоми попросту занимаются грабежом. И грабят «разрушителей машин»? Эх, Чон, Чон! А не лучше ли самим заняться настоящей продуктивной работой?
— Токи ничего в этом не понимает.
Дальше, несмотря на расспросы, профессор ничего не мог добиться, старик уклонялся от ответов, и вообще было видно, что Чон вовсе не желает посвящать неизвестное существо в отношения, существовавшие между гоми и какими-то «разрушителями машин». Для профессора было ясно только одно: кроме гоми есть еще какие-то существа, которые не живут в воде. Но откуда они взялись? Знаем ли мы о них? Не он ли сам также — «разрушитель машин»?
— Если Токи желает, я покажу ему предметы, которые были найдены одновременно с ним, — прервал Чон размышления профессора.
— Что? Гоми зовут меня Токи?
Профессор рассмеялся, ибо слово токи означало: известковый человек.
— Да, — возразил Чон, — ибо, когда тебя нашли, ты был покрыт легким слоем извести с примесью неизвестного вещества. Этот-то слой и предохранил тебя от окончательной смерти.
* * *Профессор держал дрожащими руками геологический молоток, сделанный из нержавеющего железа, и легкое волнение охватило его с ног до головы. Мозг его работал усиленно, просыпалась память... Когда-то он держал, стало быть, этот молоток в руке и отбивал им куски горных пород?.. А вот золоченая ручка с золотым пером. Она потемнела почему-то, тогда как железный молоток остался таким же блестящим, как и раньше. Не удивительно ли, что химически чистое железо оказалось прочнее золота? А это что? Череп? Человеческий череп, действительно, только как испорчен! Он был, следовательно, в соседстве с этим черепом? Но как долго?
На несколько мгновений память профессора прояснилась, и он с изумлением вспомнил длинную и узкую пещеру. По краю ее чуть слышно шумит ручеек... Он двигается вдоль пещеры. С ним кто-то другой, но как он выглядит, профессор никак не может вспомнить. Свет электрических фонарей ярко отражается от кристаллов горных пород, которыми выложены стены пещеры. Профессор и его спутник что-то ищут: вот он слышит восклицание своего спутника, и в его мозгу проносится «медь!» Они нашли медь! Но что это?.. Слышится гул, грохот, какой бывает во время землетрясений, свод пещеры колеблется и одновременно к ним врывается белесый густой газ... Молнией пронзила его сознание мысль: гидрарген! Погибли... Он знает этот газ! Выход завален... Наверху, над головой — каменистые массы стометровой мощности. Вот она, смерть! Вот она, чудесная могила! Почти в сердце горы...
Мартынов ясно представил себе эту картину. Холодный пот выступил у него на лбу, дыхание стало прерывистым, как некогда, когда он вдыхал ядовитый газ.
И снова мрак окутал прошлое.
Что он в самом деле переживал это или он спит, грезит? Но тогда зачем здесь этот старикашка с жидкими ногами? Он уверяет, что его, профессора, нашли в пещере. Пещера вскрылась благодаря случайному взрыву, туда хлынула вода, а вслед за ней и люди-рыбы. Но при чем здесь вода?
Несомненно, он тогда погиб от гидраргена. Он был в пещере, его нашли в пещере. Значит, он долго пролежал в состоянии смерти? А теперь? А нынешнее состояние, не похоже ли оно на состояние, именуемое жизнью? Он говорит, двигается, дышит, испытывает голод и жажду, слышит биение своего сердца, наконец, он мыслит. Повидимому, все признаки того, что именуют жизнью, у него налицо. Однако, все мыслительные процессы совершаются у него как бы окутанные туманом, редко бывают его мысли отчетливы и ясны, и если сопоставить с этим фактом невероятную фантастическую обстановку, в которой профессор живет вот уже многие месяцы (а, может быть, только недели или, наоборот, годы?), то получается такое впечатление, как будто он спит или, вернее, вот-вот проснется, но продолжает все еще грезить перед просыпанием.
А это что? Кусок горной породы, вероятно, медный колчедан. Да, конечно, вот здесь можно рассмотреть характерную для него спайность. Но откуда взялся рядом с колчеданом кусок урановой руды, ибо это несомненно уран?
Чон уверяет, что все это нашли вместе с ним. Странно, почему его память не удержала вместе с пещерой, спутником и медью так же и урановую руду. Не потому ли, что он, Мартынов, совсем не подозревал о присутствии этой руды?
Все говорит за то, что профессор находился очень долго без сознания, повидимому, годы. Возможно ли это с научной точки зрения? Память его удержала, что он был отравлен гидраргеном в пещере, в которой им были когда-то открыты залежи меди. Профессор, еще будучи в Америке, хорошо узнал запах и страшный белесый цвет гидраргена, чтобы ошибиться. Он вспомнил смутно, что некоторые из тех, которые случайно были отравлены этим газом, не разлагались ни на каплю в течение десятков лет.
Да, но профессор совершенно не помнит, чтобы кто-нибудь из отравленных гидраргеном воскрес. А, меж тем, он, профессор, повидимому, жив. Не поддерживалась ли жизнь в нем каким-нибудь образом?
— Скажи, Чон, — обратился профессор к старику, — долго я лежал там, в пещере, по-твоему?
— Трудно сказать наверное. Гоми рассказывают много невероятного о тебе... «Разрушители» закрыли все выходы нам к свету, уничтожили машины, которые сами собой мчались в трубах к свету и мчали с собой гоми. Да, эти времена безвозвратно прошли. Но придет, придет Сильный... Он спасет гоми, и вновь мы будем через каждые двенадцать давлений ездить на поклонение свету,
— Что ты там рассказываешь? Какое поклонение? Что вы, солнцепоклонники или что хуже?
Оказалось следующее.
Это было очень давно, еще в незапамятные времена, когда не было вражды, всюду были гоми и совсем не было «разрушителей машин». В поисках за богатством и дешевой хорошей одеждой проникли гоми в недра земли, под самое морское дно, изрыли землю ходами. Стало хорошо жить, всего было вдоволь и не надо было работать. Но откуда-то взялись «разрушители». Чон не знает, откуда они явились, но они вдруг стали враждебно относиться к гоми, если последние выходили из-под воды. Но гоми не могли жить без света, и вот было достигнуто соглашение: каждый гоми не меньше одного раза в течение двенадцати наибольших давлений выходил на свет. Гоми устраивали праздники с пением, играми, танцами, играла музыка, и все это в честь великого духа света. Но гоми позволялось это делать всего только раз в двенадцать наибольших давлений, не больше. А затем «разрушители» совсем закрыли входы и перестали пускать гоми туда, на их торжественные праздники, замерли дороги, перестали работать экипажи на них...
