Федор Богданов - Дважды рожденный
Правда, все прошлое приходило ему на память урывками, беспорядочно, в памяти зияли, профессор это чувствовал, громадные пробелы, но таинственная мыслительная работа все же делала свое дело. В конце концов он отчетливо поставил себе вопросы: что это за Зеленый дворец, в котором он находится, что за существа населяющие его люди и что такое он сам?
Он отчетливо помнил только одно: он был профессором, у него были ученики, он вел исследовательские работы. Но где, при каких обстоятельствах это происходило, что за работы он вел, этого он не мог припомнить. Странно, он даже долго не мог припомнить свое собственное имя, но твердо знал, что он вовсе не Токи, как его звали в Зеленом дворце.
Однажды профессор забрел в самый отдаленный, как ему показалось, угол дворца. Неожиданно перед ним раздвинулась стена, и в образовавшееся отверстие вошло около трех-четырех десятков молчаливых, сосредоточенных людей. Все это, судя по росту, были, очевидно, дети, но среди них не было того оживления и шума, которые привык профессор видеть среди обыкновенных детей.
Когда толпа детей скрылась, профессор сделал попытку открыть отверстие, через которое они вошли. Он трогал рычаги, шарил, нажимал на стену, но все безрезультатно. Случайно, как ему показалось, он задел что-то ногой, и тут же перед ним открылось, наконец, отверстие, и он смело шагнул в него. Не оглядываясь, пошел он по узкому коридору. Чувствовалось, что коридор слегка покат и извилист. Затем он начал подниматься вверх. Профессор плутал по коридору, заворачивал, шел назад и вперед и в конце концов, сильно запыхавшись, очутился на ярко освещенной площадке. Свет, как и всюду в этом дворце, шел сверху. Площадка с той стороны, откуда поднялся профессор, ограничивалась темной стеной, а с другой окаймлялась зеленоватым, казалось, прозрачным барьером. Площадка эта напоминала веранду с темной крышей. Мартынов сделал несколько шагов и стукнулся лбом о барьер, за которым начиналась какая-то странная зеленовато-темная среда. Что там дальше? Опять новый «проспект»? Или что-нибудь иное? Но что это? Как будто там дрожат и двигаются тени... Вот они ближе, ближе, становятся яснее и рельефней.
Да, теперь это для него не подлежит сомнению: это все те же рыбы-люди, обитатели Зеленого дворца. Но не странно ли, что профессор видит только их головы? Ах, нет, вон изредка мелькает позади каждой головы и туловище. Похоже, как будто они лежат и лежа двигаются прямо на профессора. Да, вот теперь видно, как они «загребают» руками, как это делают ящерицы в время бега. Всего видны четыре головы.
Профессор протер глаза, но люди двигались на него непонятным образом, словно по воздуху. Когда они придвинулись довольно близко, профессор заметил, что у каждого из них на носу прикреплен небольшой аппаратик. Рот также закрывался им.
— Намордник! — не мог удержаться Мартынов. — Собачий намордник! Может быть, эти несчастные кусаются, поэтому им закрыли рот...
Вдруг этот странный квартет круто, под прямым углом повернул, и пораженный до ужаса профессор увидел, что четыре человека, вытянувшись в горизонтальной плоскости, шевеля слегка сжатыми вместе ногами и загребая руками, медленно «прошли» мимо него и скрылись в зеленоватой мгле.
— Плывут! — прошептал профессор. — Ясно, они плывут! Значит, за этой стеной вода?! Ведь плавать можно только в воде!
Разноречивые мысли вихрем закружились у него в голове, он долго не мог сосредоточиться, ибо очевидность казалась ему черезчур нелепой. Казалось сначала, что или он сам лишился рассудка и все, что он видит, — пляска больного воображения, картина с Броккенской горы, или все окружающее сошло с ума, лишилось своей твердой основы, перевернулось вверх дном. Где хаос: у него в голове или в природе?
Медленно начал профессор припоминать и сопоставлять, У очень многих из этих тварей перепончатые руки. Откуда этот признак, свойственный только существам плавающим? Повидимому, он выработался у этих насельников Зеленого дворца в течение длинного ряда поколений путем приспособления: здоровой перепончатой и широкой лапой легче загребать при... плавании?! Да, именно при плавании, а не при лазаньи и беге. Плавать также помогают ноги, которые могут складываться в виде... чего? Неужели «хвоста»? Да, именно в виде рыбьего хвоста. Как ловко эти балбесы работают своим «хвостом»! Именно потому ноги их слабы при ходьбе: они приспособлены больше для плавания, чем для ходьбы. А большие, немигающие глаза? Не покрыты ли они особой прозрачной перепонкой, как у рыб?
Да, теперь несомненно: это — изумительная порода людей, ветвь человеческого рода, это — рыбы-люди.
Но что же из этого следует? Конечно, сходство этих существ с рыбами не случайное, оно явилось в результате жизни многочисленных поколений в воде.
У профессора при этой мысли мелькнула в голове чудовищная, жуткая догадка:
— Не в воде, не в океане ли он?
Он постарался отогнать от себя эту мысль, но неумолимые факты вновь и вновь доказывали ее непреложность. В самом деле, он до сих пор еще не видел солнечного света, не видел смены дня и ночи, всюду господствовал странный покой.
Значит, этот зеленый дворец подводный?! Может ли это быть? А почему бы нет? Откуда бы знать об этом человечеству? Оно занято вечной распрей, убийствами, войнами, между тем океанские пучины все еще не исследованы, даже и малодоступны для исследований. Возможно, что где-нибудь в глубинах Тихого океана и живет это ответвление человеческого рода.
Так рассуждал профессор, неподвижно уставившись в сказочную бескрайнюю, казалось, темноту.
Но каким образом он сам попал сюда? При всем напряжении памяти ему удалось восстановить в своем воображении многочисленные здания неведомого «дворца», вернее, целые дворцы, залитые ярким светом, темный длинный туннель, по которому на него несется страшное белесое облако. Туннель и облако — вот что он отчетливо мог припомнить.
Пока профессор думал и делал усилия вызвать в памяти картины прошлого, сверху по косой линии быстро метнулась одинокая фигура рыбы-человека, усиленно рассекая воду «хвостом».
— Да, несомненно, мы под водой, — решил теперь профессор. — Но где? В каких глубинах и какого океана? Почему весь дворец не раздавлен тяжестью воды?
Он тихо двинулся назад.
— Пройдет не мало времени, пока я изучу основательно язык этих людей, — думал Мартынов. — А изучить его надо, иначе никогда мне не узнать, что это за существа и каким путем я очутился среди них. Мой долг — поведать людям о их странных родичах, живущих на дне моря и имеющих культуру, повидимому, не ниже нашей.
Профессор делает ряд открытий
