Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II
Моррисон разглядывал сидящую слева от него Софью, устремившую мечтательный взгляд куда-то вперед. В профиль она выглядела совершенно непрактичным романтиком, мечтающим, как Шапиров, завоевать Вселенную. С такими, как она, в это, вероятно, можно было поверить.
Он сказал:
— Ваша неудачная личная жизнь, возможно, не мое дело, Софья, как вы один раз заметили, но мне ведь говорили о Юрии.
Ее глаза сверкнули:
— Аркадий! Это, конечно же, он. Какой же он... — Она покачала головой. — При всей образованности и даже гениальности он все-таки остается неотесанным крестьянином. Я всегда думаю о нем как о бородатом деревенщине с бутылкой водки.
— Думаю, он как-то по-своему неравнодушен к вам, даже если и не выражает чувств высоким стилем. Многие, думаю, к вам неравнодушны.
Калныня посмотрела на Моррисона несколько неприязненно, как бы сожалея, что разоткровенничалась с ним.
Он же продолжал осторожно подталкивать ее к разговору на больную тему:
— Почему вы не хотите мне об этом рассказать? Думаю, вам стало бы легче. Мне ведь проще судить обо всем со стороны. И, уверяю вас, мне можно открыться.
Калныня снова посмотрела на него. Но на этот раз даже с некоторой благодарностью.
— Юрий! — фыркнула она. — Все неравнодушны, кроме Юрия. Он вообще не знает, что такое чувства.
— Но он, должно быть, когда-то вас любил?
— Должно быть? Вот уж чему не могу поверить. Он, видите ли, обладает... — уставившись в потолок, она щелкнула дрожащими пальцами, подыскивая подходящее слово, — дальновидностью.
— Но мы не всегда, увы, властны над своими эмоциями и страстями, Софья. Возможно, он встретил другую женщину и теперь думает только о ней.
— Нет никакой другой женщины, — возразила, нахмурившись, Калныня. — Никого! Он просто пытается укрыться за этой ложью! И меня он любил, если, конечно, любил, как-то отстраненно, просто потому, что я оказалась под рукой, удовлетворяла его нечастые физические потребности. А кроме того, тоже участвовала в проекте, поэтому ему не приходилось терять много времени на ухаживания. Занимаясь таким важным делом, он не придавал мне большого значения. Он иногда просто пользовался мной — спокойно, ненавязчиво — в минуты своего досуга.
— Работа для мужчины...
— ...Вовсе не должна занимать все его время без остатка. Я вам уже сказала о его дальновидности. Он собирается стать новым Ньютоном, еще одним Эйнштейном. Он хочет сделать открытие настолько фундаментальное, настолько великое, что на будущее просто ничего не останется. Он использует выкладки Шапирова и подведет под них твердую научную основу. Юрий Конев претендует на главный закон развития природы. Все же, что делают остальные, будет как бы комментариями к нему.
— Вам не кажется, что такие амбиции могут вызывать восхищение.
— Только в том случае, если в жертву им не приносится все остальное. И все остальные. И если они не заставляют отказываться от собственного ребенка. А я? Разве я ничего не значу? От меня можно отмахнуться и не замечать? Ну, хорошо, я взрослая. Я о себе позабочусь. Но как же ребенок? Отказать ей в возможности иметь отца? Не признавать ее существование? Она, видите ли, будет отвлекать его от работы, будет требовать его внимания, нескольких минут каждый день. Поэтому он настаивает, что не он отец ребенка.
— Но ведь генетический анализ...
— Ну, только не это. Неужели я потащу его в суд, чтобы там перед лицом закона его заставили это признать? Чтобы выяснить причины его отказа? Ребенок ведь не мог появиться от непорочного зачатия. Кто-то же должен быть его отцом. Так вот он предполагает... То есть нет, он утверждает, что я была не особенно разборчива в своих связях. Он ни минуты не колебался, когда высказывался о причине своего отказа. Он утверждал, что я сама не знаю, кто отец ребенка, поскольку мне надо вычислять его из большого количества возможных кандидатов. И вы думаете, что я способна настолько плохо думать о человеке, чтобы через суд заставлять его признать моего ребенка против его воли? Нет, пусть он придет ко мне, признает свое отцовство и попросит у меня прощения за все, что он сделал. И тогда, быть может, я разрешу ему изредка смотреть на ребенка.
— Тем не менее, у меня есть ощущение, что вы еще его любите.
— Если и да, — горько ответила Калныня, — пусть это останется моей болью, но не моей дочери.
— Именно поэтому вас тоже пришлось убеждать принимать участие в этом эксперименте?
— И работать рядом с ним? Да, поэтому. Но они сказали, что меня уже нельзя заменить и что работа во имя науки стоит превыше всех чувств, превыше гнева, превыше ненависти. Кроме того...
— Кроме того?
— Да, если я выйду из проекта, я могу потерять статус советского ученого. Я теряю многие привилегии и доплаты. Что, вроде, не так уж и важно. Но всего этого вместе со мой лишается и моя дочь — а это уже... извините.
— Юрия тоже пришлось уговаривать работать с вами?
— Его? Конечно, нет. Проект — единственное, чем он живет. Он даже не смотрит в мою сторону, просто не замечает. И если он погибнет во время эксперимента...
Она остановила рукой его возможные возражения.
— Ради бога, не подумайте, будто я верю, что такое может случиться. Я накручиваю это для сравнения, чтобы лишний раз помучить себя. Так вот, случись ему погибать, он даже и в этот момент не задумается, что я-то ведь погибаю вместе с ним.
Моррисон почувствовал себя неуютно.
— Не говорите так, — пробурчал он. — А что же тогда будет с вашей дочерью? Наталья обещала вам что-нибудь?
— Ей нет необходимости это делать. Я все знаю и без нее. Ее будет воспитывать государство, как дочь пострадавшей во имя науки. И для нее это будет не худший вариант.
Софья на секунду замолчала и огляделась вокруг:
— Кажется, все уже пришло в норму. Нас скоро выпустят.
Моррисон пожал плечами:
— В оставшееся время сегодня вас подвергнут медицинскому и психологическому осмотру, Альберт. Как, впрочем, и меня. Это будет очень нудно, но без этого не обойтись. Как вы себя чувствуете?
— Я чувствовал бы себя еще лучше, — честно признался Моррисон, — если бы вы не вели этих разговоров о смерти. — Слушайте! До каких размеров нас завтра уменьшат, прежде чем отправить в тело Шапирова?
— Это решает Наталья. Очевидно, до размеров мельчайшей клетки. Или молекулы.
— А подобное уже на ком-нибудь проделывали?
— Не знаю.
— Ну, на кроликах? На каких-нибудь неодушевленных предметах?
Калныня покачала головой:
— Мне об этом неизвестно.
— Но откуда вы тогда знаете, что минимизация до таких пределов возможна? И что все мы при этом останемся живы?
![Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/uploads/posts/books/159220/159220.jpg)
