Ирина Ванка - Секториум
Этот неуловимый мир имитирует материальные объекты, не позволяя нам, наблюдателям, приобщиться к его природе. Также как рыбе не позволено лазать по деревьям, потому что природа определила ей место в воде. Но в мангровых зарослях, где корни поднимаются над поверхностью водоема, иногда встречаются популяции рыб, совершающих наскоки на древесные плоды. Секториум кишел такой рыбой, но вся она была нема и глуха к моим вопросам, за исключением, разве что, Адама. Несмотря на мои хамские выпады в его адрес, он согласился обсуждать со мной любые темы, но, выслушав вопрос, углублялся в метафоры:
— Тебе говорили в школе, что природа состоит из четырех стихий: земли, воздуха, воды и огня?
— Это античная философия! Я думала, мы продвинулись за последние пару тысячелетий!
— Зачем продвигаться дальше ясных образов? Земля — символ гравитационной стихии, в которой доминирует «черная энергия», она держит форму космоса; воздух — стихия внутреннего движения, не позволяет форме застыть навечно; вода — связующая магнетическая субстанция между формой и сутью вещей; а плазма — «белое» естество природы, формирует программу развития. Первые два уровня делают физику, вторые два — ментосферу. Понятно?
— Нет, непонятно.
— Что тебя удивляет? — приходил ему на помощь шеф. — Ты бродишь там, где родная наука тропинки не проложила, и хочешь сразу все понимать.
— Я только хочу знать, из каких первооснов состоит «нематериальный» мир?
— Все миры состоят из одной и той же основы. Вся видимая и невидимая природа состоит из одного вещества. Меняются только фазы. Для каждой фазы свой физический закон. Какая именно физика тебя интересует?
— Элементарная?
— Элементарная, с чьей точки зрения?
— Невидимый мир, — упрямо повторяла я, — который живет и действует вокруг нас, от которого отказались материалисты, потому что не смогли его вычислить. Как он выглядит? По каким законам он существует?
— Ничто не существует по универсальным законам, — уверял шеф. — Для каждой фазы свой закон. Формулируй вопрос конкретней.
— Допустим, я хочу знать, что такое ментальные матрицы в физическом смысле слова? Как они образуются?
— Мы с тобой можем образовать примитивную матрицу прямо сейчас, если поставим себе задачу. Если будем вдумчиво повторять одну и ту же мысль. Она запишется на матричные носители. А если к нам присоединится Индер, матрица усилится.
— Каким образом оно запишется?
— Образом подобия. Все в природе взаимодействует, копируется, оставляет слепок на окружающих предметах. Информация не существует в единичном экземпляре. Материалисты считывают ее со страниц учебников, но в природе существует разнообразие других носителей, в том числе матричных.
— Я когда-нибудь узнаю, что это за носители?
Шеф указал на учебник физики у меня в руках.
— Если не будешь читать книгу с последней страницы. Начни с законов Ньютона, чтобы в твоей голове сформировались базисные понятия.
Индер к нам не присоединился. Он метался по лаборатории в поисках мелкого, хрупкого предмета, о чем свидетельствовало особо бережное перекладывание склянок с препаратами. Ему было опять не до моих вопросов.
— Может, оно на пол упало? — предположила я.
Индер в ужасе опустился на четвереньки и начал шарить под столом. Добравшись до кушетки, он перевернул ее, и мне явилось диковинное зрелище, выплывшее из невидимой стороны бытия. Мне под ноги свалилась черная гусеница, на спине которой были изображены «Веселые Роджеры» из черепов и перекрестья костей ярко оранжевого цвета, словно намазанные масляной краской. На каждом сегменте туловища по «Веселому Роджеру».
— Ты сам ее покрасил? — удивилась я.
Индер заключил насекомое в стеклянную коробку.
— Я добавил мутирующий ген. Она окрасилась за двенадцать поколений. — Но мое удивление меньше не стало. — Ее подобрали вблизи трансформаторной будки, — добавил Индер.
— А бабочка? Как она будет выглядеть?
— Увидим.
— Когда?
— Когда придет срок. Хотя вам, землянам, на это смотреть не положено.
— А если уже видели, тогда что?
— Ничего.
Конечно, о природе субматерии Индер знал не хуже Веги и Адама. Знал да помалкивал. Отчего-то он решил, что человечеству такие знания навредят, и разубеждать его было пустой затеей. Индер был на редкость упрям.
— Ты всего лишь контактер, переводчик, — говорил он.
— Как я могу переводить, не понимая смысла происходящего?
— Все что надо тебе объяснят. Ты же землянин-переводчик. Землянин должен быть адаптирован к Земле. Если нахватаешься лишней информации, будет вред.
— Особенно, если информация поверхностна и бессистемна, — подтвердил Вега, уловив с порога последнюю фразу. — Сейчас тебе следует себя беречь.
— И больше бывать на солнце, — добавил Индер. — Лето на исходе, а она бледная…
— Скоро поедем к солнцу, — пообещал Вега. — Только сначала поработаем.
Он достал из бархатного футляра пять ржавых шурупов и вручил их мне.
— Сразу пять?
— Да. И постарайся успеть до наплыва абитуриентов.
Получить от шефа сразу пять шурупов было для меня знаком наивысшего доверия, которого только может удостоиться местный абориген. Даже Алена не получала больше двух штук за раз. Только потом я поняла, почему. До меня дошло, почему сотрудников конторы кидает в дрожь при виде бархатного футляра в руках у Веги. Эту черную работу каждый из нас получал в нагрузку, независимо от провинностей и заслуг. В углублении крестовины монтировался видеотранслятор. Ржавчина вокруг страховала прибор от мелких расхитителей. Шуруп всего-то на всего следовало прочно загнать в стену там, где шефу было интересно наблюдать землян; да так, чтобы он своим внешним видом не вызывал подозрений.
Студенческие аудитории шефа интересовали всегда. Залы, площади, людные места, кабины электропоездов. Научные лаборатории были объектом особого внимания, и шурупы к ним полагались особые, с детекторами, способными считывать не только изображение и звук, но также химические изменения в составе воздуха, электромагнитные колебания фона, излучение и прочие параметры, по которым можно восстановить процесс, происходящий, например, в ЭВМ какого-нибудь исследовательского института. Но высшим пилотажем считалось забить болт в обшивку орбитальной станции. Говорят, что нашим секторианским ребятам, имеющим космический допуск, это удавалось.
Моя задача была куда прозаичнее: обработать родной университет. Ввинтить шурупы без лишнего шума и свидетелей так, чтобы в последствии на прибор не была повешена куртка или наглядная агитация, как это часто случалось у Алены. Транслятор из крестовины должен был захватить максимальный участок. Поэтому шляпку следовало отбить под соответствующим углом, а затем созвониться с офисом, чтобы проверить качество картинки и звука.
