Эрик Рассел - Оса
— Здесь мы задаем вопросы, — обрубил легавый. — Где шлялся до сих пор?
— Ехал в поезде.
— Откуда?
— Из Камасты.
— Куда идешь?
— Домой.
— Почему не на такси?
— Да вот, оказался в хвосте. Кто-то же должен быть последним. Пока дошел до стоянки — ни одной машины.
— Хм…
Тут в разговор вступил второй легавый. Он применил прием, который на Земле называется «взять на пушку» — сузил глаза, ощерился и прогавкал:
— Чего ты врешь, что был в Камасте! — Глядя на него, Моури подумал, что этот болван частенько откалывает подобные номера перед женой или отрабатывает их, глядя в зеркало: уж больно выразительно это у него получилось. — Это ты замарал город вонючими листовками, скотина!
— Что, я похож на сумасшедшего? — отпарировал Моури с идиотской миной.
— А что нет, что ли? — Легавый задумался. — Хотя, пожалуй, больше меньше, чем больше, — путанно констатировал он и добавил: — Но ведь кто-то поганит наши стены, сумасшедший он или нет.
— Я понимаю, ребята, ваше желание схватить меня. На вашем месте я бы тоже набросился на ночного прохожего, тем более в наше неспокойное время. А тут еще эти листовки… Меня прямо в дрожь бросает. — Моури передернул плечами. — Если вы хотите обыскать меня, не медлите. У меня был такой тяжелый день, я устал, как собака, и хочу спать.
— Да, ладно уж, — сжалился первый полицейский. — Предъяви документы и вали домой.
Моури протянул удостоверение. Констебль едва взглянул на него.
— Свободен. Но учти на будущее: в такой час разгуливать по городу!.. Тебя будут останавливать на каждом шагу.
— Я понял, кэп. Долгой жизни.
Моури уходил самым скорым шагом на какой был способен. Как мудро он поступил, сдав саквояж! Иначе пришлось бы предъявить мандат Свинорылого, а пока не улягутся страсти вокруг убийства, делать этого не хотелось.
Придя домой, Моури развалился на диване.
Империя — на то и Империя, чтобы в любой ее точке действовали одни и те же социально-политические законы, иными словами, документ, попавший в его руки универсален, на любой сирианской планете, люди будут падать ниц и благоговеть пред его обладателем. Всякая «оса» дорого дала бы за такое оружие.
Теперь, спокойно осмыслив все эти достоинства, Моури мучился вопросом: имеет ли он право оставить себе столь ценный документ. Наверное, земная разведка не имела оригинала, если не снабдила его подобным оружием?! Все может быть.
Далеко-далеко отсюда, на затерянной среди биллионов звезд голубой планете, могли сымитировать все, что угодно, все, кроме живого организма, хотя даже в этом (и Моури сам тому неоспоримое доказательство) преуспели. Да, скорее всего, у них просто не было оригинала, а ведь появись такая возможность, каждую «осу» можно было б вооружить майорскими погонами.
Что делать?! Пожертвовать карточкой, значит — пожертвовать ферзя в кровопролитной шахматной партии. Оставить себе? И все же, прежде чем уснуть, Моури решил, что при первом же возвращении в пещеру, он пошлет на Землю детальный отчет. И пусть там решают.
Глава 5
В полдень Моури уже был на вокзале. Минут двадцать он околачивался на перроне, как бы в ожидании поезда, интересуясь якобы исключительно потоками приезжих. Он насчитал с полсотни таких же, праздно слонявшихся сирианцев, но не приметил никого, кто бы исподтишка присматривал за камерами хранения. Десятка полтора твердолобых представителей власти, как всегда, бдили у турникетов.
Бросив последний взгляд по сторонам, Моури решил — пора. Сетуя про себя, что у него на затылке нет третьего глаза, он вразвалку профланировал к своей ячейке, вставил ключ в скважину и, открыв дверцу, достал саквояж: самый опасный, самый напряженный момент — все улики налицо — самое время для триумфального аккорда — «Ни с места!», и тебе заламывают руки.
Но все было тихо. С беспечным видом Моури покинул здание вокзала и не оборачиваясь пошел к автобусной остановке, готовый дать стрекача как трусливый заяц, едва заслышав лай гончих. На ходу прыгнув в отъезжающий автобус, Моури оглянулся: нет, никто его не преследовал. Может, в Редайне еще ничего не знают об убийстве?
Но Моури не вправе недооценивать коварство врага. Возможно, они просто решили не брать его на месте, надеясь, что он выведет их на штаб-квартиру ДАГ. Кайтемпи — не та организация, которая упустит такой случай, она лучше выждет, но зато потом накроет всех скопом.
Моури нервничал, непрестанно озирался, подозрительно смотрел на каждого входящего в автобус и пристально вглядывался — не преследует ли их какой-нибудь динокар с омерзительными типами.
Он пересаживался из автобуса в автобус, растворялся в шумных толпах универмагов, петлял какими-то заплеванными переулками, пока не удостоверился, что никакого хвоста за ним нет.
Придя домой, он, облегченно вздохнув, швырнул саквояж под кровать. Наставники в разведшколе не раз говорили о нервных перегрузках, и в самом деле — Моури била легкая дрожь.
Немного отдохнув, он спустился в магазин, купил целую коробку почтовых конвертов, бумагу и недорогую пишущую машинку. До самого утра Моури отстукивал на фирменных бланках Кайтемпи три лаконичные строчки:
Саллана — первый в длинном списке!
Возмездие ждет каждого!
Дирак Ангестун Гесепт.Он мог не волноваться, что на корреспонденции останутся отпечатки пальцев — его пальцы следов не оставляли, и об этом позаботились на Земле.
Покончив с утомительной работой, Моури отправился в центральную библиотеку, где проторчал до полудня, выписывая адреса редакций газет и журналов, радио и телецентров, комиссариатов полиции и военных штабов, государственных и правительственных учреждений. Вечером, приклеив марки и надписав конверты, он разослал письма по адресам, сжег коробку и выбросил в реку саквояж и пишущую машинку. Что машинка?! Моури мог позволить себе сотни таких машинок. Чем больше их будет, тем забавнее: наверху лишний раз убедятся, что действует огромная политическая организация; Кайтемпи свихнется, но не догадается, что работал один-единственный человек.
На другой день Моури, под старым именем — Шир Агаван, арендовал динокар и с неделю колесил по окрестным деревням, селам, районным центрам, расклеивая агитационные листки.
Город и деревня — две совершенно разные вещи. На улицах города, среди бесчисленных прохожих затеряться проще простого, тогда как в деревне, где и так каждый человек на виду, незнакомец привлекает к себе особое внимание.
