Михаил Кликин - Ни слова о магах
Варвара Ивановна принесла тарелку со стопкой блинов, поставила перед гостем, села напротив, сказала:
– Не люблю на керосинке готовить. В печи все вкуснее получается. Да только топить ее – морока одна. Ладно зимой – без этого никак не обойдешься. А сейчас – ленюсь. Да и тяжело – старая я…..
– “… В очередной раз размер пенсий будет увеличен…” – сказало радио, и Варвара Ивановна насторожилась, замерла, прислушалась.
Стас тем временем поглощал невообразимо вкусные блины.
– Большая ли у вас пенсия? – спросил он, когда диктор закончил говорить и пригласил к микрофону известного политика.
– А! – отмахнулась хозяйка. – Какое там! Триста рублей с копейками. Вон у Валентины почти полторы тыщи, так она воевала…
По радио обсуждали грядущее повышение пенсий.
– Политиканы хреновы, – пробормотал Стас. А Варвара Ивановна все говорила:
– Ветеранам-то сейчас хорошо платят. А я – что? Всю жизнь в колхозе, птичницей… – Она стала вспоминать старые времена, называла какие-то имена, фамилии, жаловалась на председателя, который давным-давно умер. Стас внимал, то и дело кивая, но пропускал все мимо ушей. Он думал о том, что пора выходить.
Зона ждет.
– Спасибо за угощение, давно так вкусно не ел.
– Все уже, что ли? – всполошилась хозяйка. – Ты ж и не съел ничего.
– Больше не лезет. – Стас в подтверждение слов похлопал себя по голому животу. – Да и идти мне пора. Только давайте гляну радио ваше, как обещал. Что там у него сломалось?
– Кто его знает… – Варвара Ивановна залезла в шкаф, достала со дна картонной коробки старинную радиоточку с потрескавшимся корпусом из синей пластмассы, положила на стол. Вопросительно глянула на гостя: можно ли здесь что-то сделать?
– Отвертка есть у вас?
– Откуда, сынок?
– Ножик какой-нибудь подходящий.
– Сейчас. – Варвара Ивановна принесла с кухни свой единственный нож с истонченным лезвием. – Вот.
– Пойдет. – Стас вывернул шурупы, снял заднюю панель, рукой собрал густые пыльные тенета с высохшими скелетиками пауков. Спросил:
– Розетка-то где?
– А вот, под столом, на стене.
Он воткнул вилку в розетку – тишина.
– Может, у вас провода перерезали?
– У соседей работает.
Стас послюнявил пальцы и коснулся контактов первичной обмотки трансформатора. Напряжение было. Он, выключив трансформатор из схемы, накоротко перемкнул контакты.
– “… Московское время семь часов…” – громко, чуть хрипя сказало радио.
– Ой! – всплеснула руками Варвара Ивановна. – Заговорило!
– В трансформаторе обрыв, – сказал Стас. Он, аккуратно оторвав припаянные проводки, зачистил их и примотал так, чтобы сигнал через переменный резистор шел прямо на динамик, минуя испорченный трансформатор. – Теперь все отлично. Даже громкость работает, – он продемонстрировал. – Но на полную мощность лучше не включать.
– Не буду, – с готовностью согласилась Варвара Ивановна, – Спасибо тебе, Стасик! Руки твои золотые! Хорошо-то как! А то ведь мне совсем дико – без радио, без телевизора. Все теперь не так скучно будет. Голос человеческий в избе.
– Вам спасибо, – сказал Стас. – Накормили, приютили, а ведь я для вас совсем чужой.
– Полно! – хозяйка отмахнулась. – Кто к нам заглядывает, порой милей родного… Хотя рубаха-то у тебя страшная.
Стас улыбнулся. “Страшная” футболка висела на спинке стула – острые буквы AC/DC пронзали глазницы черепа, бушующее адское пламя рвалось из оскаленной пасти кровь стекала с хищных клыков, капала на скрещенные электрогитары, по струнам которых вились вспышки электрических разрядов.
– Грешно такое на себе носить. – Варвара Ивановна покачала головой. – Ну да Бог тебе судья, а я вижу – человек ты хороший. Куда идешь, не спрашиваю, но пусть в дороге твоей все будет гладко.
Стас натянул футболку, надел кожанку, подхватил рюкзак, положил на место свой радиоприемник.
– Пора мне.
– Возьми с собой блинков-то. Я себе еще напеку, тесто осталось. И сыр возьми, что вчера не доели. Это тебе вместо платы, за радио.
– Спасибо. – Стас не стал отказываться, запас карман не тянет, сложил все в полиэтиленовый пакет, убрал в рюкзак. – Спасибо большое, Варвара Ивановна. Возвращаться буду, обязательно к вам зайду. – Он взялся за гитарный футляр.
– Не загадывай, – отозвалась хозяйка. Она проводила его, провела через темные сени, вывела на крыльцо. Махнула рукой вслед:
– Будь осторожней, лешак у нас здесь ходит. Не зли его, в лесу не шуми, деревья не порти.
– Хорошо! – Стас сбежал по ступеням, на ходу обернулся, кивнул.
Варвара Ивановна стояла на крыльце, босая, простоволосая, взволнованная. Стас видел, как в уголках ее глаз блестят росинки слез. Он поднял руку, сжал кулак:
– Счастливо оставаться! – развернулся и торопливо пошел по выкошенной лужайке мимо покосившихся заброшенных изб к лесу. Он не любил долгих прощаний.
Перед тем как войти в лес, он обернулся.
Варвара Ивановна все стояла на ступенях. Встрепанная Малка носилась кругами у заднего двора, облаивала копошащихся кур. Чуть в стороне вышагивал гордо самодовольный петух, грозно поглядывая в сторону бестолковой собачонки.
Деревенские дома жалобно смотрели на уходящего гостя, и в стеклах окон пламенели отсветы багряной зари.
Глава 3
Лес дышал.
Трепетали чуткие осины, вздыхали под порывами налетающего ветерка березы, кряжистые дубы перешептывались с небом сотней голосов. Поскрипывали, кряхтели скрестившиеся подгнившие стволы. Сухо шуршали отмершие косицы хмеля.
Где-то совсем рядом выстукивал звонкую дробь дятел. Подальше две кукушки завели неспешную перекличку. Сороки, завили приближающегося человека, заполошно трещали, скакали следом за ним по ветвям деревьев, оповещая весь лес о приходе чужака.
И только редкие мрачные ельники сурово молчали. Почву здесь покрывал толстый слой осыпавшейся сухой хвои, гасивший любой звук, идущий понизу. Широкие зеленые лапы, поросшие у стволов лишайником, отлавливали звуки, идущие сверху. Тесно сомкнувшиеся замшелые стволы не пропускали безжизненные отголоски, чудом прорвавшиеся сквозь плотную оборону. Даже свет не мог пробиться к корням, к земле, и потому здесь почти ничего не росло – только мхи, бледные грибы и наплывы лишайника.
Ельники Стас старался обходить стороной. Не по душе ему было их могильное молчание.
Полтора часа он пробирался на северо-восток, ориентируясь по все поднимающемуся солнцу, многочисленным муравейникам и встречающимся иногда квартальным столбам.
Что он надеялся увидеть в Зоне?
Он сам не знал.
Зачем он шел туда?
Просто потому, что идти всегда надо куда-то, ради чего-то. Бессмысленно блуждать бесцельно, глупо идти лишь ради того, чтобы просто идти. Всегда надо стремиться к некой цели. А почему Зона не может быть такой целью?
