Род Серлинг - Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)
Когда ночной кассир окончил работу, то, пожелав сквозь с трудом удерживаемую зевоту доброго утра сменщику, он обратил его внимание на забавного коротышку, восьмой час стоящего у машины.
— Видал я ребят, попавшихся на крючок, — сказал он, покачав головой, но это чего-то уж из ряда вон!
И это была эпитафия первой ночи Франклина Гибса в Лас-Вегасе.
Но только первой. Полдевятого утра, когда Флора пришла в игорный зал, он все еще был там.
Около одиннадцати у Марти Любоу происходил разговор с менеджером отеля. Они поговорили о проведении парочки новых конкурсов на побережье и рекламной кампании для Сэмми Дэвиса-младшего, который должен был появиться в отеле недели через две, и когда Любоу уже собрался уходить, менеджер спросил его о Франклине Гибсе, о котором ему уже несколько раз говорили. «Агентство ОЗС»[28] работает в Лас-Вегасе с неимоверной быстротой. Достаточно человеку взять семь взяток подряд-за карточным столом, как через пять минут это становится известно всему городу. Стоит кинозвезде закатить скандал бросившему ее любовнику, как через час это уже попадает в колонки хроники.
Но даже в городе, полном характеров и карикатур, всегда найдется еще одно свободное место. А маленький человечек с озлобленным лицом в костюме 1937 года устанавливал, похоже, новый рекорд по времени и деньгам, потраченным при игре на одной долларовой машине. Менеджер спросил у. Любоу об этом упрямце, и тот со смехом ответил, что если Гибс продержится до шести вечера, то, может быть, будет смысл сфотографировать его. Возможно, «Лайф» этим заинтересуется.
Однако в три часа Любоу, посмотревший на все еще стоящего у машины Франклина, передумал звать фотографа. Одного взгляда на лицо маленького человечка было достаточно, чтобы он набрал номер врача гостиницы и как бы невзначай поинтересовался, сколько времени человек может не спать.
К половине шестого Франклин Гибс истратил три тысячи восемьсот долларов, разменял три чека, осушил стакан апельсинового сока, съел полбутерброда с ветчиной и чуть не подбил глаз жене, когда та, с катящимися по щекам слезами, принялась умолять его вернуться в номер и поспать.
Франклина Гибса буквально засасывало в прорезь для монет стоящей напротив него машины. Ему уже казалось, что всю свою жизнь он тем только и занимался, что опускал монеты и нажимал рычаги.
Он не испытывал ни голода, ни жажды. Он осознавал, что страшно устал, что перед глазами все плывет, но не могло быть и речи о том, чтобы сдаться.
Но в девять вечера, когда менеджер отеля сказал, что дал распоряжение кассиру не менять его чеки, а Флора послала телеграмму брату в Айову путаную и невнятную телеграмму, в которой говорилось о болезни мужа Франклин Гибс почувствовал, как сердце сдавила ледяная рука. У него оставалось всего три серебряных доллара, и он дошел до того, что принялся уговаривать машину отдать ему его деньги. Эти восемь тысяч долларов были его собственностью, в этом не могло быть никаких сомнений. Так что же случилось с этой машиной? Разве она не знает правила? Он продолжал говорить с ней, убеждать, уговаривать… потный, отупевший, мучимый навязчивой идеей. На часах была ровно двадцать одна минута двенадцатого, когда Франклин Гибс опустил последний доллар. Машина издала какое-то странное жужжание, рычаг остановился на полпути, что-то громко щелкнуло, и рычаг заклинило. Какое-то время Франклин Гибс стоял, словно пораженный громом, не веря своим глазам, а потом до него постепенно начало доходить, что вот сейчас-то, вот в этот-то самый момент его и провели. Что он стал жертвой величайшего в мире жульничества.
Само собой, это была та самая монета, которая должна была принести ему восьмитысячный выигрыш. Он нисколько в этом не сомневался. На этот раз удача пришла к нему, но эта машина, эта машина с уродливым лицом, машина, которая заманила его, называя по имени, теперь опустилась до самого низкого обмана, отказываясь заплатить.
Франклин почувствовал поднимающуюся откуда-то из самой глубины ярость: слабенький ручеек, которыйм гновенно превратился во всесокрушающий поток. Ярость, которая кипела, клокотала и бурлила. Ярость, которая щипала его, кусала и рвала на части.
— В чем дело? — закричал он машине. — В чем дело, дрянь поганая? Будь ты проклята. Отдай мой доллар. Он же последний, грязная ты, безмозглая… У него перехватило дыхание, и он смог лишь тяжело прохрипеть: — Отдай мне мой доллар.
Он ударил машину. Он лягнул ее. Он вцепился в нее. Он принялся трясти ее. Два охранника, кассир и помощник менеджера бросились к нему с разных сторон зала, но им удалось справиться с Франклином только после того, как он в кровь разбил суставы на правой руке, сбросил тяжело рухнувшую на пол машину с подставки, кинулся на, нее, порезал руки о разбившееся стекло ее «носа» и закапал кровью все вокруг.
Они отвели его в номер: кричащего, плачущего, отбивающегося руками и ногами. Флора бежала следом, плача и ломая руки.
Гостиничный врач промыл и забинтовал Франклину кисть, наложил на предплечье три шва, дал успокоительное. Мужчины раздели его, уложили в постель, постояли, пока он не забылся тяжелым сном.
Доктор сказал Флоре, что лучше бы им завтра же отправиться домой, что Франклину следует сразу показаться своему врачу, что он нуждается в длительном лечении. Посоветовал обратиться попозже к психиатру. Флора на все кивала головой, лицо ее было бледным, в глазах стояли слезы. Когда все ушли, она села и стала молча глядеть на мужа.
Где-то в глубинах своего подсознания Франклин Гибс услышал голос, далекий, но отчетливый. Голос сталкивающихся между собой монет. Металлическое, звенящее «Франклин!», выкрикнутое далеко-далеко. Он моментально проснулся и снова услыхал свое имя. И снова. Он встал с постели и прошел мимо испуганной жены к двери.
— Франклин! — Это доносилось из коридора. Голос смеялся над ним. Голос издевался над ним. Голос презирал его. Франклин распахнул дверь. В коридоре стояла машина, и ее огни-глаза загорались и гасли.
— Франклин! — позвала она. — Франклин, Франклин, Франклин.
Он закричал и захлопнул дверь.
— Франклин, Франклин, Франклин.
Голос заполнил комнату, и вдруг Гибс увидел отражение машины в зеркале ванной. Он снова закричал, обернулся и увидел машину за креслом. Он попятился, уперся спиной в дверь туалета, принял ее за путь к спасению и распахнул. В туалете стояла машина, мигая огнями и зовя его по имени. Он отшатнулся, споткнулся и упал, ударившись головой о стол. Из угла комнаты на него глядела машина.
— Франклин, Франклин, Франклин, — позвала она.
Он не мог больше кричать. У него не было на это сил. Ужас охватил его. Молчаливый, безголосый ужас. Он вскочил на ноги и заметался по комнате, натыкаясь то на мебель, то на Флору, которая пыталась удержать его. Потом распахнул дверь в коридор — и увидел усмешку стоящей там машины.
