Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)
Я сидел в баре, слушая состязание хвастунов. Проигравший должен был угостить победителя обедом. Тощий путешественник, зашел в бар и сел на кучу тряпок. Он большую часть времени смотрел вниз, но его глаза можно было увидеть через прозрачные золотистые веки. Кожа была ослепительно белой. Он сидел и смотрел на огонь, слушая речи состязавшихся, и один раз что-то начертил пальцем на земле. Слушая длинную и скучную историю одного из хвастунов, он почесывал локоть и кривился. Когда рассказ был увлекательным, диким и очаровательным, он замирал, переплетая пальцы, и наклонял голову. Как только состязание закончилось, этот странный юноша вышел из бара. Кто-то прошептал: «Это был Кид Смерть» — и все замолчали. У него уже тогда была определенная репутация.
Зеленоглазый подвинулся ко мне; становилось прохладно.
— Попозже, когда я вышел из города прогуляться по окрестностям, — продолжил Паук, — я увидел Кида, плавающего в озере Городского Парка.
— Эй, Паук! — позвал он меня из воды. Я подошел к берегу и присел на корточки.
— Привет, Кид!
— Ты должен убить моего старика, для меня, — он высунул руку из воды и схватил меня за лодыжку. Я попытался вырваться. Кид извивался в воде, так чтобы его лицо оставалось над водой и пускал пузыри.
— Ты должен оказать мне эту небольшую услугу.
Лист вонзился ему в руку.
— Это ты так говоришь, Кид.
Он встал в воде, лицо в обрамлении длинных волос, тощий, бледный и мокрый:
— Да, я так говорю.
— Ты не возражаешь, если я спрошу зачем? — я протянул руку и откинул волосы с его лба, желая убедиться, не иллюзия ли все это.
Он улыбнулся, бесхитростный, как труп:
— Не возражаю, — губы его пересохли. — В этом мире существует масса отвратительных вещей, Паук. Ты сильней меня, ты более восприимчив к воспоминаниям об этих горах, реках, морях и джунглях. И я силен! О, мы не люди, Паук. Жизнь и смерть, действительность и иррациональность никогда не станут для нас такими, какими они были для бедной расы, завещавшей нам этот мир. Они рассказывали мне, что задолго до наших прапрадедов владели этим миром и что мы не имеем ровно никакого отношения к любви, жизни, делу и движению. Но мы завладели этим новым домом, и их прошлое утомит нас прежде, чем мы успеем покончить со своим настоящим. Мы выживем, если только будем двигаться в свое собственное будущее. Прошлое ужасает меня. Вот почему мне нужно убить отца — поэтому ты должен убить его для меня.
— Ты связан с прошлым древних людей через мозг своего отца?
Он кивнул:
— Освободи меня от него, Паук.
— Что случится, если я не сделаю этого?
Он пожал плечами.
— Я убью вас всех, — он вздохнул. — В море так тихо... так тихо, Паук. Убей его, — прошептал Кид.
— Где он?
— Он появляется на улице ночью, когда освещенные лунным светом комары кружатся над его головой. Его пятна скользят в струйке воды водосточной канавы, проходящей под старой церковной стеной. Он останавливается, наклоняется, пыхтит и снова...
— Он умрет, — сказал я. — Я уберу из под бетонной стены балку и она соскользнет вниз...
— Оглядывайся иногда, — Кид улыбнулся и погрузился в воду. — Может быть, когда-нибудь я смогу помочь тебе, Паук.
— Может быть.
Он погрузился и исчез, а я вернулся в город и вошел в бар. Там ели жареное мясо.
* * *Через некоторое время я спросил:
— Ты, наверное, долго жил в этом городе?
— Больше, чем мне этого хотелось бы. Если только это можно назвать жизнью.
Паук присел на корточки и стал смотреть в огонь.
— Чудик и Зеленоглазый, вы первыми будете стеречь стадо. Через три часа разбудите Вонючку и Ножика. Мы с Волосатым будем дежурить последнюю смену.
Зеленоглазый поднялся с земли. Я тоже встал, а остальные начали укладываться спать. Мой дракон дремал, на небе светила луна. Прозрачный свет лился на горбатые спины зверей. С болью в руках и ногах я вскарабкался на дракона и стал объезжать стадо.
— Почему они не смотрят на нас?
Вместо ответа Зеленоглазый погладил рукой живот.
— Голодны? Да, здесь нет для них ничего — один песок, — я посмотрел на стройного, грязного юношу, покачивающегося за огромным горбом.
— Откуда ты? — спросил я его.
Он улыбнулся:
— Одинокой матерью был я рожден.
Не имел ни отца я,
Ни братьев-сестер...
Я удивленно слушал его.
— Ждет меня у моря
Моя мама,
В Браннинге-у-моря,
Моя мама...
— Так ты из Браннинга?
Он кивнул.
— Возвращаешься домой?
Он снова кивнул.
Тишина. Я нарушил ее, заиграв на мачете усталыми пальцами. Он запел.
Так мы и ехали, покачиваясь под луной.
Я понял, что его мать — довольно значимое лицо в Браннинге, родственница многих видных политических деятелей этого города. А Зеленоглазого на год послали с Пауком пасти драконов.
Теперь он возвращался к матери после года работы, якобы традиционной в его семье. Косматый мальчик был наделен множеством талантов: он так искусно управлялся со стадом, что я просто не понимал, как ему это удается.
— Я? — переспросил я, когда его глаза, отливая зеленью в лунном свете, вопросительно уставились на меня. — Я не могу представить Браннинг таким, каким ты его описываешь. Я бы очень хотел побывать там. Но у меня есть очень важное дело.
Вопросительное молчание.
— Я ищу Кида Смерть, чтобы вернуть Челку и прекратить убийства всех тех, кого считают иными. Вероятно, мне придется убить Кида.
Зеленоглазый кивнул.
— Ты же не знаешь, кто такая Челка. Почему же ты киваешь?
Он странно задрал голову, потом оглядел стадо:
— Я иной, и я слова несу, они поют, когда я сам пою.
Я кивнул и задумался о Киде.
Я ненавижу его. Я даже не подозревал, что во мне может быть столько ненависти. Я убью его.
— Смерти нет, есть только любовь.
Мы стали объезжать стадо.
— Повтори, что ты пел.
Но он не повторил. Это заставило меня задуматься. Грязное лицо Зеленоглазого было печальным. Полную луну на горизонте затянуло облаками.
Тень от волос скрывала половину лица пастуха. Он подмигнул и повернул обратно. Мы закончили объезд и пригнали назад двух драконов. На небе, сияя как отполированный таз для варенья, снова появилась луна. Мы разбудили Ножика и Вонючку, они встали и отправились на своих драконах охранять стадо.
