Яна Завацкая - Холодная зона
Рей бродил по гигантскому «цеху» и с любопытством разглядывал сверкающий монорельс, по которому носились вагончики, длинные ряды боксов — жилых и исследовательских. Он забрел в другой конец жилого блока и обнаружил себя в окружении женщин. Женщины носили точно такие же пижамы, так же галдели, смотрели на мониторы, играли, разговаривали, ели — все это ничем не отличалось от мужской половины. Рею безразлично улыбались, но не обращали на него особого внимания. Он ускорил шаг и вышел из женского отделения. А вот и лифт, на котором они приехали сюда — очевидно, единственный выход из подземной пещеры. Хотя наверняка должна быть и какая-то аварийная лестница, мало ли что. Возле лифта неподвижно замерли два секьюрити в черной форме, с телескопическими дубинками. Рей с любопытством разглядывал их.
Внезапно дверцы лифта раскрылись, и оттуда вышли вслед за работником в униформе четверо новоприбывших, еще в цивильной одежде. Все это были женщины, даже молодые девушки.
Рей вгляделся в пришелиц и вздрогнул. Прямо вслед за работником шла, улыбаясь, его старая знакомая — Леа, бывшая домашняя помощница семьи Гольденберг.
Глава шестнадцатая. На пороге
В конце марта первый курс выехал на полигон. Ли впервые прыгнула с парашютом. В остальном занятия на полигоне оказались для нее не новыми — примерно этому же она училась в армейской разведке.
Хотя и половина курсантов прошли ту же самую подготовку.
Ли с удовольствием вдыхала свежий еще холодный воздух, вылезая утром из палатки, с хрустом рушила ботинками тоненький ледок на лужах. Ей нравилось бегать — даже с полной выкладкой и даже в противогазе, нравился простор над головой и до самого горизонта.
Оказывается, она успела в городе соскучиться по природе, по вольным лесам и полям.
Через две недели они вернулись к обычным занятиям. С Бинхом по-прежнему встречались один-два раза в неделю, ходили в кафе, гуляли по Невскому. Старые друзья, школьные товарищи.
— А куда ты потом, после школы? — спрашивала Ли. Бинх пожал плечами.
— Мы ведь не выбираем. Куда пошлют.
— Но ты же на что-то готовишься? Мне-то можно сказать, или секретность? Направление, наверное, ЮВА?
Бинх покачал головой.
— Нет, не ЮВА. Тебе я сказать могу. Направление — западное.
Ли едва не подскочила.
— Но ведь и я… А почему — западное?
Он пожал плечами.
— Внешность сейчас не так важна, кореец может оказаться где угодно. Я хорошо владею английским и немецким. Ты знаешь, на третьем курсе, во втором семестре определяется и специализация, и нередко первое задание. Так вот, я сейчас в группе Третьего Управления.
— Ничего себе, — протянула Ли. Она как зачарованная смотрела на Бинха. Третье Управление — туда берут далеко не всякого.
— Я подал заявление в партию, — добавил Бинх, — на прошлой неделе рассмотрели. Но как ты понимаешь, я кандидат, и до вступления еще год. Без этого в Третьем Управлении, конечно, не работают.
Ли ужасно хотелось расспросить Бинха, что именно и как он будет делать. Но было ясно, что больше он не расскажет. И она заговорила о другом.
— Как ты думаешь, может, и мне уже подать заявление в партию?
Бинх пожал плечами.
— Смотри. Торопиться не надо. Партия у нас кадровая, и… это очень непросто. Резко возрастут требования к тебе, весь этот контроль. Подумай, нужно ли это тебе сейчас.
— А там реально так жестко? — спросила Ли, — как у юнкомов?
Она сама еще была юнкомом, но в ПШ ячейка была слабая и собиралась редко.
— Хуже, — усмехнулся Бинх, — я еще кандидат, но у кандидатов контроль такой же. Раз в месяц отчитываешься перед ячейкой. Раз в год проверка личных дел с беседой. Ячейка отслеживает всю твою жизнь… включая личную. Ну еще и чистки — стандартные раз в три года, а бывает и чаще.
— А требуют что?
— Да все. Как и у юнкомов, но жестче гораздо. Партийное поручение — которое у тебя обязательно будет — и степень его выполнения. В том числе, личную инициативу при выполнении. Как работаешь или учишься. Контакты с коллегами — их тоже спрашивают. Это правильно — если человек дерьмо, как правило, окружающие это видят, именно на работе, где человек проявляет рабочие качества и порядочность, коллективизм. Или не проявляет. Дальше, у пропагандистов проверяют все, что они за это время написали — на предмет выявления отклонений, и это обсуждается. И наконец, личную жизнь. Порядочность в отношениях… в семье, если дети есть — то с детьми.
— Гм, — Ли пожала плечами, — но ведь ничего особенно сложного тут нет. Надо просто быть нормальным человеком и добросовестно работать.
— Да, для тебя, наверное, нет ничего сложного, — согласился Бинх, — я тоже не вижу проблем. Посидим, может, чайку выпьем?
Они зашли в недавно открывшееся госкафе сети «Огонек». Заведение было полно народу, многие сидели, развернув экраны коммов или планшеты. На большом экране наверху шла какая-то трансляция — не то совещание, не то дискуссия.
— Ну вот, — огорчилась Ли, — не посидеть спокойно.
— Поищем что-нибудь другое? — предложил Бинх.
Ли подумала.
— Да времени мало, — вздохнула она, — до Советской мы не дойдем сейчас,а ближе я кафе не знаю. Или ты знаешь?
Бинх покачал головой.
— Ничего страшного, — бодро сказала Ли, — послушаем.
Главное, мысленно добавила она, просто посидеть рядом. Это даже лучше. И они уселись в незанятом углу, за столик, полный людей — вполоборота Ли даже видела экран.
Бинх притащил две кружки чаю, пирожные. Сел рядом — совсем близко. Ли с удовольствием наблюдала за его ловкими, смуглыми руками — длинные пальцы, торчащие костяшки. Как он расставляет кружки, сыплет себе сахар. Ли предпочитала без сахара, только с лимоном.
…То была одна из бесчисленных общественных дискуссий. В СТК дискуссий вообще очень много, Ли привыкла к этому еще в школе. Люди постоянно что-нибудь обсуждали — что-то насущное, вроде строительства еще одной электростанции или дороги, или же что-нибудь совсем абстрактное — вроде вопросов этики и смысла жизни.
Обсуждали без конца в социальных системах и виртгостиных Субмира. Обсуждали в школах, на предприятиях — официально в зале, в ходе заявленных дискуссий, или же совершенно неофициально, в пивной после работы. Обсуждали стихийно, в очереди у распределителя, просто на улице, на лавочках, на пляже в отпуске — и обсуждали организованно в газете. Разговаривали о вечном в купе скорого поезда и в элитарной философской студии. Культуре дискуссий учили с детского сада, и к обсуждениям подталкивали школьников. Не то, чтобы каждый такой спор непременно влиял на решения Советов, но — помогал каждому сформировать свое мнение об этом мире, о месте в нем, почувствовать себя частью этого мира, ответственной за все, в нем происходящее.
