Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)
Озеро мы объехали в полном молчании. И... человек, музыку!
* * *Сотни три громко стонущих драконов (Паук объяснил, что так они выражают свое удовольствие), толкались неподалеку от озера. Не зря молодежь считает, что пасти драконов — очень романтичное занятие: они были разноцветными. Я понял, почему Паук запретил мне называть пастухов Ла, Ло или Ле. До сих пор не понимаю, как двоим из них удавалось удерживаться на драконьих спинах. Но я сразу почувствовал к ним расположение.
Один юноша обладал живым умом: вы можете долго рассказывать, какие у него зеленые глаза, и как они сверкают, когда он смотрит на вас, и как хорошо он владеет кнутом и управляется с драконами.... Только он был мутант. Огорчило меня это и заставило подумать о Челке? Ваша работа....
Тут был и другой парень, по сравнению с которым Беленький выглядел почти нормальным. Все тело его было усыпано язвами и нарывами, и от них шел нездоровый плохой запах. И он сразу же захотел рассказать мне свою историю. Его звали Вонючка. (Его словесное недержание вызывало интерес, когда он выходил.) Но мне хотелось поговорить с Зеленоглазым. Расспросить, где он был и что видел. И ко всему прочему, он знал несколько хороших песен.
Драконы по ночам терялись и их надо было отлавливать и возвращать в стадо. Меня послали объехать стадо и найти отбившихся животных.
За завтраком я узнал от Вонючки, что я буду заменять пастуха, которого вчерашним вечером постигла беда — ужасный и грустный конец.
— Необычные люди здесь выживают, — задумчиво сказал Паук. — Необычные — нет. Она выглядела более «нормальной», чем ты. Но сейчас ее здесь нет. Она только идет...
Зеленоглазый подмигнул мне, откинув со лба черную прядь, перехватил мой взгляд и отошел, сворачивая кнут.
— Когда, наконец, испекутся яйца? — спросил Ножик и протянул к очагу серые руки.
Паук пнул его и пастух торопливо отскочил.
— Подожди, пока не поедим мы.
Но через пять минут Ножик подполз обратно и потер рукой камень очага.
— Теплый, — извиняющимся тоном пробормотал он, когда Паук его снова пнул. — Я люблю это тепло.
— Бери еду.
— Где вы их берете? — я указал на стадо. — И куда гоните?
— Драконы рождаются на Горячем Болоте, в двухстах километрах отсюда. Мы гоним их через Великий город к Браннингу-у-моря. Там животных режут, яйца отнимают от родителей, оплодотворяют, а потом мы отвозим эти яйца назад в Болото.
— Браннинг-у-моря? Что там с ними делают дальше?
— Пускают на мясо, большей частью. Других используют для работы. Это почти фантастическое место для того, кто родился в лесу. Я мотаюсь взад-вперед все время и мне приходится иметь два дома — в Браннинге и возле Болота. Дом, жена, трое детишек — в городе, а другая семья — на Болоте.
Мы ели драконьи яйца, драконье же сало с кусочками хлеба, обильно посыпанное солью и перцем. Наевшись, я поднес мачете к губам и заиграл.
Это музыка!
Это была мелодия со множеством ритмов. Я выбрал один и продолжал играть. Проиграв еще пять нот, я заметил, что Паук удивленно таращит на меня глаза.
— Где ты это слышал?
— Думаю, что мелодия пришла откуда-то свыше.
— Не прикидывайся дурачком.
— Музыка рождается в моей голове.
— Сыграй ее снова.
Я заиграл. Паук засвистел и наши мелодии слились.
Когда песня закончилась, он сказал:
— Ты знаешь, что ты иной?
— Мне об этом говорили. Скажи, как называется эта песня? Это совсем не похоже на ту музыку, которую я играл раньше.
— Это соната Кодали для виолончели.
Дрок закачался от утреннего ветра. «Что это?» — спросил я. Позади нас застонали драконы.
— Ты услышал ее из моей головы? — спросил Паук. — Ты не мог слышать ее раньше, разве только я, сам того не замечая, напевал ее про себя. И я не мог напевать крещендо с тройными паузами.
— Значит я получил ее от тебя?
— Эта музыка звучит у меня в голове несколько недель. Я слышал ее прошлым летом на побережье, за ночь до того, как отправился в путешествие к Болоту с оплодотворенными яйцами. Тогда я откопал часть музыкальной секции в развалинах античной библиотеки в Хайфе.
— Так значит, этой музыке я научился у тебя? — внезапно все стало ясно... все разговоры с Ла Страшной, встреча с Родной, когда я заиграл «Билли, Билли». — Музыка. Так вот откуда я получаю музыку, вот чем я отличаюсь от остальных, вот почему я иной, — я воткнул мачете в землю и присел рядом.
Паук пожал плечами.
— Я не знал, что получаю ее от других людей, — я нахмурился и пробежал пальцами по отверстиям рукоятки.
— Я тоже иной, — сказал Паук.
— Как?
— Вот так, — он закрыл глаза и на всех его плечах вздулись бугры мускулов.
Мачете вылетело из моей руки, протащилось по земле и завертелось в воздухе. Потом оно вонзилось в бревно и задрожало.
Я захлопнул в прямом смысле отвисшую челюсть.
Все это было настолько захватывающим...
— То же самое я могу проделывать и с животными.
— С какими?
— С драконами. Я могу успокаивать их, сгонять вместе, отгонять от них опасных зверей.
— Челка, — сказал я. — В этом вы похожи на Челку?
— Кто это?
Я посмотрел на мачете. Мелодия, которой я оплакивал ее, была моя собственная.
— Никто. Не спрашивайте меня о ней.
(Мелодия была моя собственная). Потом я спросил:
— Вы что-нибудь слышали о Киде Смерть?
Паук отложил еду, сложил руки на груди и склонил голову. Длинные ноздри раздувались. Я отвернулся, чтобы не спугнуть его. Но остальные смотрели на меня так, что я снова перевел взгляд на Паука.
— Зачем тебе Кид Смерть?
— Я хочу найти его и... — я подбросил мачете и завертел его, как Паук, но только руками. — ...я хочу найти его. Расскажи мне о нем.
Они засмеялись. Сначала Паук, потом Вонючка и Ножик, а потом и Зеленоглазый.
— Ты отправился в трудное время, — в конце концов сказал Паук, — но, — он поднял вверх палец, — идешь в правильном направлении.
— Расскажи мне о нем, — еще раз попросил я.
— Минуты на это не хватит, а нам сейчас нужно работать.
Он встал, порылся в холщовом мешке и бросил мне кнут. Я поймал его за середину рукоятки.
— Отложите мачете, он будет петь потом, — над моей головой свистнул кнут.
Он подошел к своему верховому дракону и из мешка, висящего на чешуйчатом горбе, достал узду и стремена. Потом я понял, почему Паук не заставил меня садиться на неоседланного дракона. Это было трудно, а полуседло и ножные ремни делали верховую езду на драконе почти приятной.
