Брайан Олдисс - Зима Геликонии
СарториИрвраш рассмеялся, рассмеялся и Трокерн.
— Я знаю, ты считаешь, что я мот и напрасно трачу время, — сказал Трокерн, — но разве Гайя не такая же мотовка, которая хватается за все сразу?
Его учитель взглянул на него по-лисьи хитро.
— Все и вся следует бросить на произвол судьбы, чтобы все и вся могло пожрать друг друга. Возможно, это не лучший способ установить порядок — вываривать лучшие виды в случайной смеси химического супа, выжидая, кто кого утопит первым. Мы вполне можем взять на вооружение приемы Гайи и организовать собственный гомеостаз.
В небе светила луна в последней четверти. СарториИрвраш указал на красную звезду, горящую низко над горизонтом.
- Видишь Антарес? Севернее — созвездие Орфея, Змееносца. Орфей — это большое темное пылевое облако примерно за семь световых лет от нас, состоящее из относительно молодых звезд. Среди них и Фреир. Фреир мог бы быть одной из дюжины ярчайших звезд в небе, если бы не пылевое облако. Там обитают фагоры.
Мужчины мысленно оценили расстояние и некоторое время молчали. Потом заговорил Трокерн:
— Ты никогда не думал, учитель, до чего фагоры напоминают демонов и дьяволов, которыми прежде пугали христиан?
— Это не приходило мне в голову. Но я всегда думал о более ранних аллюзиях, о Минотавре из древнегреческого мифа, существе, промежуточном между человеком и быком, затерянном в лабиринте наедине с собственной похотью.
— Чувствую, ты полагаешь, что люди-гелликонцы должны позволить фагорам существовать рядом с собой, для того чтобы установить правильный баланс биосферы.
— Предположительно... мы слишком многое пытаемся вообразить.
Наступила продолжительная пауза.
После чего СарториИрвраш неохотно проговорил:
— Я глубоко уважаю Гайю и ее сестру из созвездия Змееносца. Они обе — старейшие игроки с давних времен. Человечество научилось агрессии еще в утробе. Пользуясь древними аналогиями, люди и фагоры — это Каин и Авель, разве не так? Один из них должен уйти...
Над головами собрания запели трубы приятными приглушенными голосами, ничем не напоминавшими трубы, подающие сигнал к началу работы, ревущие под ногами, — никому, кроме Лутерина Шокерандита.
Дигнитарии в огромном зале проглотили последние птички-пирожки и приняли подобающий вид. Лутерин пробирался среди них, чувствуя себя громоздким среди стольких тощих фигур. Он потерял Инсил из виду.
Хранитель и Владетель, отец Инсил и ее муж, вновь спустились по винтовой лестнице. Поверх обычной одежды они облачились в алые с голубым шелковые балахоны и водрузили на головы странные уборы. Их лица, казалось, были отлиты из сплава свинца и плоти.
Бок о бок они прошли к зашторенным окнам. Потом повернулись и поклонились собранию. Собравшиеся замолчали, музыканты на цыпочках удалились из зала, боясь скрипнуть половицами.
Первым заговорил Хранитель Эсикананзи.
— Вы знаете причины, по которым много веков назад был построен монастырь Бамбек. Монастырь выстроили для служения Колесу. Сейчас мы стоим в месте величайшего акта веры, на какой могло оказаться способно/окажется способно человечество. Но, возможно, нам позволительно/будет позволено напомнить, почему именно это место избрали наши добродетельные предки, место, которое кое-кто считает самой отдаленной частью континента Сиборнал.
Позвольте обратить ваше внимание на железную полосу у вас под ногами, разделяющую зал на две половины. Эта полоса символизирует широту, на которой было воздвигнуто упомянутое сооружение. Мы находимся на пятьдесят пятом градусе от экватора и фактически стоим на самой параллели. Вам вряд ли нужно напоминать, что пятьдесят пятая широта — это граница полярного круга.
Тут он подал знак слугам. Занавесь, скрывающую окно, отдернули в сторону.
За окном, выходящим на юг, виднелся городок. Прозрачный воздух позволял разглядеть каждую подробность, в том числе и далекий горизонт, чистый, за исключением деревьев дэнниса.
— Мы должны быть счастливы оттого, что нам выпала такая возможность. Облака разошлись. Мы удостоены чести стать свидетелями мрачного события, которое будет отмечать весь Сиборнал.
В этом месте Владетель Аспераманка вышел вперед и взял слово. Высокий слог придавал выразительность его речи:
— Позвольте мне поддержать моего доброго друга и коллегу и повторить слово «посчастливилось». Нам конечно же/наверняка посчастливилось. Церковь и государство всегда сохраняли/сохраняют/будут сохранять союз народов Сиборнала. Чума уже сейчас/будет уничтожена, мы истребили большую часть фагоров на нашем материке.
Вы знаете, что наши корабли властвуют в морях. Кроме того, мы строим/закончим строительство Великой Стены, что станет актом веры, созвучным постройке нашего знаменитого Великого Колеса.
Сегодняшний День — это символ/станет символом наступления новой Великой Эры. Великая Стена пройдет через северную часть Чалца. Через каждые два километра на стене будет устроена дозорная башня, сама стена достигнет в высоту семи метров. Эта Стена вместе с нашими кораблями должна будет удержать/удержит неприятеля вдали от нашей территории. День Мирквира — предвестник грядущей Вейр-Зимы, но мы должны пережить Зиму, и наши внуки переживут Зиму, и наши правнуки. И мы вступим в Весну, в следующую Великую Весну, готовые завоевать всю Гелликонию.
Во время речи из зала доносились приветственные выкрики и рукоплескание. Окончание речи потонуло в бурных аплодисментах. Аспераманка опустил глаза, чтобы скрыть довольный блеск.
Эбсток Эсикананзи поднял руку.
— Друзья, грядет пятый час великого мрачного дня. Сейчас малая зима, и Беталикс скрывается за горизонтом. Светило вновь поднимется через четыре теннера, чтобы озарить мир своим мглистым светом, однако...
Хранитель смолк: все отвернулись от него к окну.
Внизу в городе разожгли костер. Похожие на муравьев горожане, одетые в шерстяные куртки или меха, весело плясали вокруг огня, вскидывая вверх руки.
Зрителям в зале принесли новые напитки. Едва угощение появилось, бокалы стремительно опустели, и руки протянулись за новой порцией. Вельможная толпа заволновалась, бледные лица составляли мрачный контраст со счастливыми муравьями внизу.
Удары колокола возвестили о наступлении полудня. Словно в ответ на голос бронзы в южной части горизонта произошла перемена.
В этой части панорамы петляла, уходя прочь от городка, дорога. Кругом простиралась белоснежная равнина, деревья и дома стояли заиндевелые. Из-за жилищ время от времени вылетали снежные вихри, стелющиеся по ветру, словно усики дыма возле только что потушенной свечи. Сам горизонт был чист и светел в лучах зари — восхода одного из солнц.
