Ирина Белояр - Уайтбол
…К утру погребальный костер догорел. Среди пепелища осталась стоять маленькая, покрытая сажей каменная печка. На печке чем-то красным написано: «Друг».
Никто так и не увидел эту надпись. Ближе к лету, когда снег растаял, и земля подсохла, на гребень забрались сельчане. Но к тому времени буквы почти стерлись…
…А в то утро в Подмосковье, в личном особняке мучился старческой бессонницей академик Сергей Николаевич Венский. Как обычно, проснулся посреди ночи и до рассвета не сомкнул глаз. Бродил из комнаты в комнату, перемежая чаепитие с изучением отчетов из папки «Гиперборей». В октябре на зимнюю планету уйдет первая колонна поселенцев… Третий по счету мир. Третий. Мы сделали это, хоть бы и не самостоятельно.
Зайдя очередной раз в кабинет, старик вздрогнул: у стола — человеческая фигура.
Незнакомый бородатый тип с застарелым шрамом на лице.
— Кто вы, и что вам нужно?
— Не узнаешь? Будь здоров, дядя Сережа.
* * *Разговор был долгим.
За окнами окончательно рассвело. Тусклое подмосковное утро, душное, тяжелое и — бессильное, как конец жизни.
— …контактеры выдвигали такую гипотезу. Может быть, она соответствует истине. Но с какого бодуна циклопические модели должны распространяться на людей?
Христо пожал плечами:
— Я — человек, однако Город перебросил меня на Землю.
— Циклопический Город, — Венский поднялся с кресла. — Я пока не сказал, что поверил, но — ладно, допустим, поверил. Возможно, циклопический Город и не на такое способен. Возможно, ему вообще без разницы, чего куда бросать. Заявка очень серьезная, между прочим. Представляешь, что это означает для Земли? Если уж тебе приспичило осчастливить человечество…
— Дядь Сереж, не надо. Сейчас мы договоримся до того, что циклопы закидают Землю метеоритами.
— Не исключено, хотя я не только негативную сторону имел в виду.
— Хватит клинить на циклопах. Все, что есть у них, есть и у нас.
— Эту идею ты до сих пор не обосновал.
— Люди — потомки циклопов.
— Не доказано. А если и потомки, то дальние. В генеалогическом древе земноводные человеку гораздо ближе. Ты умеешь дышать жабрами?
— Не знаю. Надо попробовать.
— Флаг тебе в задницу, — разозлился Венский. — Посмотри на себя со стороны: явился, выдал совершенно бредовую фантазию, и даже не можешь объяснить, как ты до нее додумался.
— Дядь Сереж, некоторые вещи понимаются бездумно. Достаточно дотронуться до Города.
— Как ты был козел, так и остался, — вздохнул академик, опускаясь в кресло.
Психологи утверждают, что взгляд снизу — вверх обрекает человека на зависимое, подчиненное положение. К Венскому это не относилось. Он умел давить при любом направлении взгляда.
— Есть лишь две вещи в жизни, о которых я жалею, Христо. Обе они связаны с тобой. Первое: никогда себе не прощу, что двадцать четыре года назад пошел на поводу у жалости и настоял на твоей отправке на Луну. Я хотел как лучше, а ты окончательно охренел. Второе: мы слишком поздно встретились с твоей матерью. Случись это раньше — я бы успел выбить из тебя всю дурь. А так — только половину. На востоке говорят: врага нужно добивать, ибо остаток его вырастает снова.
— О том, что меня назначили капитаном «Ганимеда» — не жалеешь? — вяло спросил Христо.
— Я сделал все возможное, чтобы не назначили. Эти мудаки из руководства меня не послушали и поступили по-своему. Ну, и насрать мне на них. А на тебя не насрать.
— Я надеялся на это, — улыбнулся гость.
— А я надеюсь, что ты выкинешь из башки свою очередную дурь. Боишься оставаться на Земле? Не хочешь сотрудничать с органами? Не нужно. Я сумею тебя переправить во внешний космос.
— Там нет ушей и глаз? — уточнил «безумный капитан».
— Там есть Коля. Все «глаза и уши» у него вот где, — академик сжал костлявую руку в кулак.
— Ты — идеалист, дядя Сережа. До сих пор считаешь — личность может переть против системы.
— Личность может все. Даже такая бестолковая личность, как твоя, уже наворотила дел. И еще хер знает, сколько наворотит, если не вправить ей мозги.
— Короче, тебе не нравится моя новая идея.
— Это не идея. Это — самый идиотский бред из всех, которые я слышал за свою долгую жизнь… Кстати, ты до сих пор не объяснил, как попал в мой дом. Надеюсь, хоть здесь обошлось без циклопического вмешательства.
— А-а, ну здесь-то — без, — равнодушно ответил «безумный капитан». — У тебя там большое дерево растет, на заднем дворе. Прямо рядом с оградой.
Академик покосился на стоящее в уголке ружье.
— Все твои ребята живы, — поспешно сказал Христо. — Можешь не беспокоиться.
— Ты в хорошей форме, — заметил Венский.
— Меня всю сознательную жизнь учили прятаться и убегать.
— Вот и беги! И прячься. Я тебе именно это предлагаю.
— Устал. Поздно, дядь Сереж. Поздно начинать с нуля. Внутри ни одного живого места нет. Слишком многие погибли, чтобы я сейчас мог сделать то, о чем тебе сказал. Если получится — никто и никогда не повторит их или мою судьбу.
— Так, говоришь, это я — идеалист? — хмыкнул академик.
— По крайней мере, у людей будет шанс.
— Слушай, какого х… ты приперся ко мне? Ты же уже все решил!
— Кроме тебя у меня никого не осталось. И потом, ты — великий ученый. Лучше всех сумеешь распорядиться результатами эксперимента. Пожалуйста, дядя Сережа. Памятью мамы.
— Твоя мать, если она нас видит, будет недовольна, что я позволил тебе…
— Мама нас видит, и она меня поймет, — перебил Христо.
— Ладно. Я понял: по уму ты не хочешь. Значит, будет как всегда.
Академик нажал кнопку селектора и жестко произнес:
— Человека, который выйдет из моего дома, задержать любыми средствами. И — повнимательнее там, ослы.
Поднял глаза на Христо, спросил:
— Ты доволен?
«Безумный капитан» забрал ружье, улыбнулся:
— Вполне. Прощай, дядя Сережа. Помни, о чем мы договорились.
— Я ни о чем с тобой не… Твою мать!..
Глас вопиющего: посетитель исчез.
* * *…В нежилом, заколоченном доме в поселке Зеленцы Среднеросской губернии некий временно бомжующий молодой человек переметнулся из теплых сновидений в кошмарную явь. Загорал на гавайском пляже в компании двух офигительных восходящих звезд — и вдруг какой-то отморозок целится в него из ружья… мама, роди меня обратно.
— Спокойно. Я все отдам, только не стреляйте.
— Чего ты отдашь? — удивился бандит.
— Деньги. У меня немного, но, сколько есть — ваше. Ну, и вещи.
