Алексей Пехов - Крадущийся в тени
По дороге в свою комнату я натолкнулся на хмурого Кота.
— Алистана не видал? — бросил он на ходу.
— У Миралиссы был.
Кот кивнул и двинулся по коридору к комнате эльфийки.
— Ты где это шлялся? — Такими словами встретил меня шут, когда я вошел в комнату.
Фонарщика еще не было, и Кли-кли стелил себе постель на полу, между двух рассохшихся кроватей.
— Ты любитель спать на жестком? — спросил я, игнорируя вопрос гоблина.
— И тебе советую, для здоровья полезно, — сказал шут, взбивая подушку.
— Спасибо, перебьюсь. — И я стал вставлять в уши хлопковые пробки, которые озаботился попросить у заботливой жены хозяина таверны.
— Это еще зачем? — подозрительно сощурившись, спросил Кли-кли.
— А без них уснуть не могу. — Я невольно криво ухмыльнулся, и гоблин, приняв пробки за какое-то мое чудачество, перестал спрашивать.
Кровать после нескольких ночевок под открытым небом показалась подарком богов. В эту ночь я спал как младенец.
Как и следовало ожидать, на следующее утро Кли-кли был хмурым и молчаливым. Он дулся на весь свет, а в особенности на Фонарщика и почему-то на меня. И до того момента, когда взошло солнце и немного растопило его настроение, Кли-кли отказывался со мной разговаривать и лишь сердито фыркал в ответ на мои жалкие попытки наладить отношения. Видно, его очень расстроило то, что он не был предупрежден о ночном храпе Мумра.
Ни Миралисса, ни Алистан ни словом не обмолвились этим утром о ключе и лишь поторапливали нас, намереваясь как можно быстрее отправиться в путь.
Выехали мы рано, еще не наступил рассвет, а Алистан уже торопил весь отряд, и додремывал я прямо на Пчелке, благо лошадка не неслась галопом. Сурок, едущий рядом, лишь хмыкнул, понимая мое состояние, и так ненавязчиво принялся следить за Пчелкой.
Лошади пошли рысью, и я, уже проснувшись, довольно лихо сидел в седле. Вот что значит постоянная практика!
Только через час я заметил, что в нашем небольшом отряде произошли некоторые изменения, отчего отряд стал еще меньше.
— А где Кот и Эграсса? — удивленно спросил я у проезжающего на Перышке Кли-кли.
— У них появилось важное задание. — Гоблин впервые открыл рот за это утро. — Все, Гаррет! Хиханьки и хаханьки остались за спиной! Теперь у нас впереди суровые, а может, и опасные будни. Что-то должно произойти, я носом чую!
В подтверждение своих слов Кли-кли громко шмыгнул носом.
— Что случилось, Сурок? — не унимался я.
Дикий лишь пожал плечами, но выглядел он обеспокоенным.
— Неназываемый их знает! Кот вчера весь день ходил сам не свой. Бормотал что-то, к вечеру все оглядываться начал. А сегодня утром прихватил эльфа для компании и вовсе пропал. Вон, слышал, что Кли-кли сказал? Что-то происходит. Ненавижу я, когда вокруг непонятки!
— А кто навидит? — спросил Горлопан. — Вон Алистан как гонит! Чай, к вечеру с такой прытью в Султанате окажемся!
— Горлопан, иди к Мумру песни петь! И без тебя тошно! — хмуро бросил едущий впереди Дядька.
— Что-то я не слышу, чтобы наш музыкант дудку мучал! — возразил Горлопан, но заткнулся и всю остальную дорогу молчал, лишь иногда привставая на стременах и оглядываясь.
Мы свернули с тракта на более старую и пустынную дорогу, ведущую на юго-восток, хотя Медок сказал, что она затем вновь поворачивает на юг и сливается с трактом перед самым Ранненгом, но по этой дороге путь выходит короче на десяток лиг. Правда, есть и отрицательные стороны такого пути места тут не очень обжитые, деревень нет, вновь придется коротать ночь под открытым небом. Прошло утро, наступил жаркий полдень, а он сгинул в подступающем вечере, но Алистан все гнал и гнал, не щадя ни лошадей, ни всадников. В моей душе заворочался червячок беспокойства. Что-то случилось — иначе к чему такая спешка?
Ни эльфийка, ни граф, ни Дядька не отвечали на расспросы шута и только еще сильнее подгоняли коней. Три коротких перерыва — лишь для того, чтобы дать отдых измученным лошадям, — и снова пыльная дорога мелькает под ногами, да диск медно-красного солнца скатывается за горизонт по правую руку.
Лишь когда небо приобрело огненно-малиновую окраску, постепенно переходящую в темно-фиолетовую, а от солнца остался махонький краешек над горизонтом, наш отряд остановился на ночлег.
От дороги далеко уходить не стали. От чего бы мы ни убегали (или чего бы мы ни догоняли — в последнем варианте я склонен сомневаться), видно нас все равно как у Сагота на ладони. По правую и левую сторону от тракта тянулись невспаханные поля, и огонек от ночного костра увидят на лиги вокруг.
Бледный рогатый месяц, сменивший за время нашей поездки луну, появился на небе и завел беседу с первыми звездами. Очарование летней ночи подступало к нам. Но наслаждаться природой времени не было, нужно еще успеть насобирать дров для того, чтобы костер не нуждался в пище всю ночь.
Найти в чистом поле дрова, да еще и в потемках, довольно проблематично. Если кто сомневается, пускай как-нибудь сам попробует выйти на просторы, где вместо деревьев растет зеленая травка, несколько очаровательных, но абсолютно бесполезных цветочков да стадо полусонных кузнечиков, ливнем выпархивающих из-под ног. Так что попробуйте разжечь из вышеперечисленного приличный костерок. Очень сомневаюсь, что у вас получится, особенно если учесть, что весь день до этого нужно было еще проскакать в седле.
К счастью, мы с Сурком наткнулись на заросли низкого густого кустарника, а подоспевший Делер срубил его секирой.
Обязанности в нашем отряде были четко распределены. Кто-то собирает дрова и поддерживает огонь, кто-то кашеварит, кто-то смотрит за лошадьми, кто-то обустраивает место для ночлега. Все занимались делами, и никто не отлынивал. Даже Маркауз, будь он хоть трижды граф, каждый вечер проверял лошадей, следя за тем, чтобы, не дай Сагот, ни одна не захромала или того хуже — заболела.
Лично меня никто ни о чем не просил, но чувствовать себя бездельником не хотелось (мне с этими людьми еще придется делить последний кусок хлеба), так что я тоже оказывал посильную помощь. Я в основном помогал Сурку собирать дрова или занимался кормежкой Непобедимого. Линг оказался забавным зверьком и к тому же чертовски сообразительным. Мы с ним вполне мирно ладили, я позволял ему забираться к себе на плечо, он в ответ разрешал его погладить. Такая любовь и идиллия сильно удивили Сурка, рассказавшего мне, что Непобедимый не шибко приветствует, когда его кто-нибудь гладит. Если, конечно, это не его любимый хозяин — Сурок.
Когда я, Сурок и Делер дотащили до разожженного костерка остатки дров, не захваченных в первую ходку, на огне уже весело булькал котелок, а Халлас, чуть не окуная в него бороду, помешивал варево деревянной ложкой. Неизменный мешок, ставший уже привычным за время нашего путешествия, висел за спиной гнома. Кажется, Халлас даже спал вместе с ним, положив рядышком еще и боевую мотыгу для успокоения души. Делер первые два дня все пытался разузнать о содержимом мешка, а потом плюнул. И теперь лишь иногда презрительно фыркал, когда ему на глаза попадалась гномья сумка.
