Николай Лукин - Судьба открытия
Когда Зоя Степановна спросила, как он очутился здесь, Семен Гаврилович сказал, что он ответственный работник в здешнем облисполкоме.
Покровительственно глядя на нее, он начал пояснять:
— Юриспруденцией давно не занимаюсь. Я — куда партия пошлет. Я — старый член партии… Вы этого не подозревали? Ну как же! Среди большевиков я с детства. Мой папаша был рабочим в Сормове и расстрелян в девятьсот пятом году.
Потом он принялся допытываться, за кем же именно Зоя Степановна замужем теперь. Что, что? Зберовский? Химик? Откуда этот Зберовский? Где учился? А, вон что, в Петербурге!..
Уж очень острый интерес мелькнул за стеклами его очков. Однако, может быть, ей это только показалось. Во всяком случае, на ее вопрос, не знает ли он Григория Ивановича по Петербургскому университету, Семен Гаврилович ответил, со вздохом улыбнувшись и посмотрев прямо ей в глаза:
— Много всяческих людей попадалось на пути. Где упомнишь каждого. И давненько было наше с вами студенческое время!
После встречи с ним Зоя Степановна ощутила непонятное беспокойство. Какая-то ниточка нежданно-негаданно протянулась сюда из лживого, липкого и ею уже забытого мира.
Вечером она во всех подробностях рассказала о встрече Григорию Ивановичу.
Он пришел с работы поздно, и они вдвоем сидели в его домашнем кабинете. Видя, что она волнуется, что у нее даже щеки побледнели, Григорий Иванович попытался изменить тему разговора. А Зоя Степановна продолжала свое:
— Я раньше никогда не слышала, будто бы он сын рабочего, расстрелянного в революцию пятого года. Семен Гаврилович толковал всегда, что он потомственный интеллигент.
— Вероятно, так делалось из конспирации, — примиряющим тоном сказал Григорий Иванович.
— Спина его сгибалась, точно на шарнире. Такой угодливый он был. Крестовников!
— Погоди! Как ты назвала фамилию?
— Крестовников… Да Семен Гаврилович вот этот самый.
Теперь Григорий Иванович насторожился — словно окаменел на несколько мгновений, озадаченный, с выражением внутренней борьбы.
Черт знает что! О ком идет речь? Неужели…
С одной стороны: Крестовников Семен Гаврилович, юрист, из Петербургского университета. Значит, он — Сенька, живший с ними в мансарде, предатель, который донес на Осадчего…
С другой стороны: не мог же Сенька позабыть Зберовского! И Сенька был сыном дьякона, отца Гавриила. А этот — из рабочей среды. Большевик. Вдобавок, старый член партии.
Что касается партии, то Григорий Иванович относится к ней с великим уважением. Она ему представляется суровой когортой, ведущей человечество по единственно верной дороге. Люди, составляющие партию, — это не такие, как Зберовский, а люди, слепленные из совсем иного материала, выросшие на особой социальной почве. Они могут выглядеть обычными людьми, некоторые из них внешне даже простоваты. Но в моральной сущности своей — в той сущности, которой они обращены друг к другу, — члены партии, по мнению Григория Ивановича, будто по-особому, непонятно для него устроены. Им ведомы какие-то прямые ходы мысли. Партия поэтому непогрешимо проницательна. Она как на ладони видит душу каждого из своих членов. Она не может ошибаться. Если бы в нее хоть на день сунулся предатель вроде Сеньки, его разоблачили бы с треском. Между тем Зоя говорит о человеке, являющемся членом партии с очень давних пор.
Остается лишь предположить, что в университете, в Петербурге, был еще второй юрист Крестовников. На разных курсах, например, однофамильцы — вещь совершенно возможная.
— Ты что задумался? — спросила Зоя Степановна.
— Да видишь ли… — сказал Григорий Иванович. — Одного Крестовникова я знал когда-то. Но, по всем признакам, тот был вовсе другой человек. Ничего общего с твоим. Абсолютно! Здесь, я считаю, только случайное совпадение фамилий.
5Девятьсот тридцать пятый год. Наступил июль, а летняя погода все никак не устанавливалась. То налетит холодный ветер, мчатся рваные на клочья, облака, то дождь зарядит на неделю.
Стрельцово — это даже не город: только крупный рабочий поселок. Здесь узловая станция, железнодорожное депо, несколько фабрик. Вплотную к поселку прилегают живописные окрестности — поля, речка, дубовые рощи на пологих холмах. На десятки километров вокруг расположен очень плодородный сельскохозяйственный район. Вблизи от поселка добывают ценную глину, из которой тут же, на керамическом заводе, делают прекрасный огнеупорный кирпич.
Дома кирпичного завода составляют одну из окраин Стрельцовского поселка. Они благоустроены, окружены садами и угодьями. В отдельном особняке живет директор завода, в другом таком же — главный инженер.
Директор — человек молодой. А главный инженер работает здесь уже лет двадцать — это он построил и усовершенствованные печи на заводе, канатную дорогу, и большинство из заводских жилых домов. На вид он еще крепкий старик, хоть ему уже за шестьдесят. В поселке все его знают и все ему при встрече кланяются. Смолоду, как говорят о нем, он служил на угольных шахтах в Донбассе. Там — еще в царское время — у него были какие-то неприятности. Еще до революции он переехал в Стрельцово да так тут и остался навсегда.
Свою жену, худощавую старушку, он называет, как девочку, Зинуша. С ней изредка бывает в клубе, если в Стрельцовском клубе кино или случится хороший спектакль; они усаживаются в кресла и молча, даже чопорно сидят, иногда обмениваясь взглядами. У себя дома пожилая инженерша каждый день играет на рояле.
Детей у Терентьевых нет. Живут они размеренно, хозяйственно и обеспеченно.
А сегодня в инженерском доме дым коромыслом: моют и без того чистые полы, на кухне чад — жарят телятину, баранину, взбивают яйца, толкут что-то в ступке, месят сдобное тесто. Инженерша Зинаида Александровна, хотя и позвала себе в помощь трех соседок, все равно хватается за голову. Нет-нет — охнет, оглянется на часы. Лишь бы успеть! Сегодня к ним приезжают гости: сестра Ивана Степановича, Зоя, со своим новым мужем — профессором Зберовским.
Зоя писала, будто ее нынешний муж, правда очень давно, встречался с Иваном Степановичем — еще бог знает когда, на Харитоновском руднике. Зинаида Александровна настойчиво спрашивала: «Ванечка, да какой же он?» А Иван Степанович только плечами пожимает. Совершенно не помнит, забыл.
Терентьевы лет десять не виделись с Зоей. В позапрошлом году она обещала приехать — не смогла, не хотела ехать без мужа: профессор и в каникулы работал; в прошлом году у Зберовского снова были дела. А сейчас наконец они едут. Поживут здесь немного, потом отсюда дальше — куда-то на курорт.
