Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !
И вот это решение - вполне справедливое и удачное - снова отодвинуло эксперимент почти на год. Иначе, собственно, и быть не могло: изменились условия задачи, должен был измениться и способ ее решения, вернее не способ, а аппарат. Для постановки эксперимента в чистом виде достаточно было создать прибор о очень узкой и единственной задачей констатировать факт: есть прорыв.
Причем никакого значения не имели ни размер, ни внешность - первый образец, скажем, был похож на пылесос "Сатурн", до отказа набитый электроникой. А четвертый - окончательный - вариант, над которым довелось попотеть и Ивану, напоминал нечто среднее между фотоувеличителем и тем же пылесосом, только марки "Нептун". Это действительно не имело никакого значения, поскольку для выполнения задачи было безразлично.
И вот двухлетняя работа пошла прахом. Так во всяком случае показалось Алексею, когда Антон Давыдович, возвратясь с очередного совещания, раздумчиво сказал, уставясь на прибор, смирно стоявший под чехлом у стены: - Если к нему ножи приладить, шикарная кофемолка получится. С дистанционным управлением...
Алексей оторопел. К некоторым неожиданностям в манере Антона Давидовича он уже успел попривыкнуть, но тут дело явно с перебором - какие могут быть шутки?
Антон Давидович хмыкнул, огляделся: - А где Иван?
Алексей не успел ответить, дверь скрипнула.
- А, прошу, Иван Петрович, добро пожаловать,- любезно помахал рукой Антон Давидович.- Ну-с, все титаны в сборе. Ставлю общий вопрос: как вы, Иван Петрович, и вы, Александр Иванович, относитесь к Змею Горынычу?
Алексей молчал. А Иван, хмуро похлопав ресницами, сказал: - Никак.
- Так-так. А к серому, скажем, волку?
- Начальник шутит,- в сторону сказал Алексей.
- Не шутит начальник, не шутит,- откликнулся Антон Давидович,- какие тут шутки, если эти самые Змей Горыныч и серый волк бедняжку нашу ненаглядную слопали. Со всеми ее электронными потрошками, со всеми стекляшечками-железячечками... Стоимостью, между прочим, не в одну кругляшечку...
- Кто чего слопал? - спокойно спросил Иван.
- Ну не слопал, не слопал. Пока. Нету пока ни Змея свет-Горыныча. Ни товарища волка. А штуку эту,- Антон Давыдович ткнул пальцем в чехол,можете в кофемолку переделать или, лучше, на помойку выкинуть. Это как вам удобнее...
Тут Алексей не выдержал. Он орал добрых полчаса, пока Иван не сказал: - Ладно, Алексей Иванович, у тебя у самого уже наверное уши заболели...
Антон Давыдович, поощрительно кивавший, посмотрел на охрипшего Алексея сочувственно и голосом популярного актера, в фамилии которого одна гласная на шесть согласных, сказал: - Шютка...
В тот вечер они просидели в лаборатории до утра. К удивлению Антона Давидовича, и Алексей, и Иван совершенно спокойно приняли рассказ, к которому он попытался их подготовить таким несколько необычным способом.
Алексей только спросил: - Для чего это вы страсти-мордасти развели?
- Шоковая терапия,- пошутил Антон Давыдович.Скажи я вам сразу и напрямик, что два года работы псу под, скажем, под нос, вы бы меня паяльничком, а?
- А чего это псу? - подал голос Иван.- Машинка хорошая. Новую можно выдумать, конечно. Но зачем? Схема-то ест - коe-что добавим, кое-что перемонтируем. Слепим и Змея, и Соловья-разбойника.
- Разбойника не надо,-- мстительно сказал Алексей,- шеф конкуренции не потерпит.
- Ну-ну,- поощрительно покивал Антон Давыдович,изволили окончательно очухаться, Алексей Иванович,начальству дерзите снова. Приветствую и содрогаюсь. Однако к делу...
На том совещании, с которого возвратился Антон Давыдович, в очередной раз нужно было обсудить и скоординировать постоянно распухавшие программы. И, выслушав всех, Антон Давыдович позволил себе пошутить: - Грандиозность ваших замыслов не может не умилять, уважаемые коллеги. Но для того, чтобы выполнить некоторые из этих замыслов, наш скромный прибор должен не только бегать, ползать и плавать. Он, как выясняется, должен еще и летать. Но согласитесь, что самолет в небе восьмого века-это некоторый, мягко говоря, анахронизм.
- Самолет да,- невозмутимо ответил толстяк Сергеев, аспирант кафедры фольклора,- а Змей Горыныч - нет.
- То есть? - переспросил Антон Давыдович, у которого уже мелькнула неясная догадка.
- Элементарно,- подтвердил невозмутимый аспирант,- для человека восьмого-девятого века, да и несколько позже, Змей Горыныч - существо безусловно реальное.
- Вы хотите сказать, что появление этого самого Змея будет воспринято как нечто естественное? - полувопросительно сказал Антон Давыдович.
- Конечно. Для человека раннего средневековья и медведь, и водяной, и Змей Горыныч одинаково реальны.
Антон Давыдович уже все понял и, в пол-уха слушая пустившегося в рассуждения аспиранта, нетерпеливо поглядывал на часы, одновременно размышляя, каким манером преподнести своим оруженосцам созревшую у него идею.
- ...не зная, как объяснить необъяснимое, он одушевлял неживое, населял леса и реки духами, воображение порождало богов и чудовищ, со свойственной суеверной психике конкретностью облекало в плоть и кровь самые немыслимые образы. Стихийные силы природы обретали страшный, но понятный, земной облик. Змей Горыныч страшен, но ему можно отрубить головы. Русалка может утащить в воду, но обойди ее стороной -спасешься... Бабалихоманка нападет - затрясет, но на нее есть заговор...разошедшийся аспирант что называется дорвался.
В другое время Антон Давыдович наверняка не только дослушал бы, но и расспросить поподробнее не постеснялся. Сейчас же, с трудом дождавшись паузы в аспирантском Монологе, он похлопал ладонью по столу и, вежливо улыбаясь несколько опешившему Сергееву, сказал: - Коллега, надеюсь, вы не откажетесь при случае проконсультировать нас по некоторым деталям, - и не дав открыть рта "коллеге", заключил", обращаясь к остальным:Поскольку возникли кое-какие неожиданные детали, совещание наше закончим или, вернее, продолжим через, скажем, неделю.
"Как это все давно было,- подумал Антон Давыдович, - давно. И недавно... И..." Незаметно подступившая дремота отяжелила щеки, зыбкой тенью поплыли стены, но тут что-то звякнуло, и дремота слетела вспугнутым воробьем.
Антон Давыдович покосился на Ивана, с виноватым видом подбиравшего с пола осколки лампы.
- Чем она тебя разгневала?
- Нечаянно,- хмуро откликнулся Иван и, помолчав, добавил то ли в оправдание, то ли в утешение: - Она свое все равно отработала.
- А Алексей где?
Иван мотнул головой: - Дышит. Норму по никотину добивает...
Алексей пригасил окурок, потянулся. Солнце уже уселось на зубчатую стену леса, тени вытянулись, с озера потянуло легким сквознячком. Что-то неуловимо изменилось в привычном уже пейзаже. И вдруг Алексей ощутил, что сейчас он вспомнит нечто важное, застрявшее легкой занозой где-то в глубине памяти, почти забытое и почемуто очень нужное. Что-то изменилось вокруг освещение ли, цвета ли - но именно это изменение наметило какуюто ассоциацию, которая может стать тропкой, ведущей в глубину, в память. Он пристально вглядывался в пейзаж, медленно ощупывая взглядом и дальний берег, и потемневшую гладь озера, понимая, что где-то здесь та самая зацепка, штришок, тусклый осколок стекла, который, вдруг повернувшись, бьет ослепительным лучом-зайчиком. Алексей поерзал, всмотрелся в скалу, темневшую четким силуэтом на еще светлом небе. Мелькнула неожиданная, нелепая мысль: "Только надписи не хватает..." Почему надписи? Какой надписи? И тут Алексей с фотографической четкостью вспомнил: Дива, ну, конечно же, Дива! И с непонятной уверенностью ощутив - вот она, тропка, продолжал вглядываться в скалу. Почему же раньше не заметил странного сходства? Да потому, что сходства никакого не было, просто на несколько мгновений тени легли так, что контур скалы чуть изменился - и этого оказалось достаточно, чтоб успеть вспомнить...
