Анастасия Дубинина - Сказка про каштан
(жив)
здоров... Здоров!!! А не жив!!! Он жив, и он будет жив, потому что я спасу тебя, я спасу тебя, брат...
Краткий Путь, Краткий Путь, отчаянно воззвал Айрик, когда его сознание уже погружалось в туман. Пусть, когда я очнусь и, пошатываясь, подойду к воде, чтобы попить и омыть засохшую кровь, я вернусь не один. Пожалуйста, Господи, пожалуйста. Прости меня, помоги мне, пожалуйста, если можно."
- Он шел по черной земле, и это была первая из пяти - Земля Страха. Остальные звались Землями Опустошения, Надежды, дальше - сейчас, погоди, я вспомню - а, Земля Страдания, и последняя - Одиночества. Так вот, он шел и молился, и ни один страх не мог подчинить его себе. К нему приходили разные образы из его снов, и его мертвая матушка звала его, и черный волк гнался за ним, и какие-то вражеские воины грозили из тени - но Айрик, не оборачиваясь и сжимая каштановый лист, все шел вперед. И дошел наконец - до глубокой борозды в земле, пересекающей дорожку, и понял, что это граница меж Первой Землей и Второй. Он стиснул в кулаке каштановый лист и воззвал:
"Эйрик, Эйрик, цветет ли каштан?"
И показалось ему, что издалека, будто бы с края земли, отзывается знакомый голос:
"Айрик, Айрик, каштан наш в цвету".
Тогда он понял, что брат его жив, и что пока он успевает в срок. Тогда он перешагнул борозду и оказался на Второй Земле, там царило вечное утро, и солнце еще не взошло, но небо уже светилось бледным светом... Дорожка все так же ярко блестела, но черный лес при свете стал зеленым, и то была Земля Опустошения...
"... Айрик сидел в самом начале пути, сжимая голову руками. Плакать он уже не мог, а встать и пойти не умел себя заставить. Потому что он знал, кто там ждет его за поворотом тропы, стоя поперек дороги. Тот, при виде кого он развернулся и с криком бросился бежать сколько-то - непонятно, сколько - времени назад.
Его отец, с багровым раздутым горлом, с обрывком веревки на шее. С ужасной улыбкой, которая была тем страшнее, что касалась безмерно любимого лица.
А ведь он уже был близок к границе. Даже увидел ее - тонкую полосу на земле - и успел возгордиться, что прошел-таки всю первую землю, что не боится ничего...
"Ничего?"- спросила услужливая память.
"А что ты скажешь на это?" - тут же предложила Первая Земля, и появился ОН...
Ну, встань же, Айрик, иди. Нельзя же сидеть тут вечно.
"Не могу. Там... ОН."
"Ну и что? Время идет. С каждой минутой из твоего брата уходит жизнь. Просто пройди мимо него. Если заступит путь - оттолкни."
"Но я НЕ МОГУ!" - отчаянно крикнул Айрик в темноту, но ответа ему не было.
А вдруг он что-нибудь скажет?.. Откроет мертвый рот и... Тогда у Айрика, наверное, разорвется сердце.
...Спасла его мысль, такая простая, что казалась неимоверной. Ведь это ж твой отец, дурак, сказал у Айрика в голове ясный голос, пожхожий на его собственный. Наверно, это и был он сам - та чистая часть его души, что сохранила здравый рассудок. Это твой отец, и он тебя любит, а ты любишь его. Никто из вас не причинит другому зла. Вставай, иди, не теряй время.
Вместе с тем Айрик разозлился. Он разозлился на самого себя - да так сильно, что будь это кто-нибудь другой, он бы, наверно, ему врезал. Трус несчастный! Надо брата спасать, а не в себе копаться! Пошел, щенок проклятый, - приказал Айрик своему телу, подымая его и посылая вперед. Он пошел по дорожке, все убыстряя шаг, проклиная себя за потерянное время, - и в конце он уже бежал, с тяжело колотящимся сердцем. За поворотом, где ожидал его в прошлый раз... где ожидал... за ТЕМ поворотом - Айрик чуть замедлил бег и закусил губу - но там никого не было. Только ярко блестела в нескольких шагах (и будто бы даже ближе, чем раньше?) белая полоса. Граница.
Айрик преодолел ее длинным прыжком, будто прыгал в пропасть. На миг ему показалось, что так оно и было - слишком уж затянулся его полет с зажмуренными глазами, и сердце ухнуло и куда-то провалилось - но тут, от толчка о твердую землю едва устояв на ногах, он шумно выдохнул и разомкнул веки.
Здесь не было ночи. И никакой разделительной полосы за спиной тоже не было, и не было и в помине черного леса. Была белая тропа под ногами. Были темно-зеленые деревья, сосны и ели, встающие кое-где в траве. Трава по пояс - до самого горизонта. Изумрудно-зеленая, налитая соком. Бледное рассветное небо, а солнце еще не взошло (оно здесь и не взойдет, здесь всегда - рассвет, внезапно понял Айрик.) И - безветрие, такая абсолютная тишь, что мальчик слышал, как бьется его сердце. Левая рука чуть пульсировала болью, но, взглянув на нее, Айрик не увидел ни следа пореза. Даже старый шрам исчез. Айрик осторожно провел пальцами по гладкой коже, и боль не стала сильнее. Это была и не боль, а, скорее, воспоминание о боли, оставшейся далеко-далеко, в другом мире.
Как хорошо и спокойно, подумал Айрик. Вот здесь можно остаться навсегда. Лежать в высоченной зеленой траве и не думать ни о чем. Нет ни печали, ни боли, ничего. Только бледный рассвет, только мягких хвойный запах, только - вечный покой...
...Ну уж нет. Ему не нужен вечный покой, ему нужен брат.
Айрик, сбросив оцепенение, двинулся вперед, и тут слева, из низкого изумрудного ельника, вышел длиннолицый человек в синем плаще и приветствовал Айрика окликом.
Мальчик остановился, давая ему приблизиться, и тут узнал встречного это был Талайсин, заезжий бард, тот самый, что пел на пиру длинную красивую балладу о деве и воине, прекрасную балладу, сценку из которой они с братом потом разыграли на замковом дворе...
- Здравствуйте, принц.
- Здравствуй, - отвечал Айрик, уже успевший привыкнуть к этому слову. Они с Эйриком все время держались вместе, они звали друг друга "брат" удивительно ли, что у гостей эарлова двора не оставалось сомнения в их родстве?..
- Вы, я вижу, тоже держите путь к замку?
- Да, я иду спасать брата.
- Понимаю, понимаю. И что вы думаете об этой части пути? Не правда ли, это испытание хуже любого страха?..
- Какое? - спросил Айрик с легким замиранием сердца. Вот чего-чего, а испытания здесь он пока не заметил, - разве что желание прилечь в траву и отдохнуть можно счесть таковым...
Но глаза барда переполняла столь глубокая боль, что не поверить ему было невозможно.
- Здесь каждый должен отказаться от своих творений. Забыть все, что он когда-либо создавал, и дальше идти пустым.
...За всю свою жизнь Айрик создал не так уж много. Пару стихотворений - одно он написал с отчаяния, после смерти отца, и помнил его весьма смутно. Кажется, там "меч" рифмовался с "днем новых встреч", и еще что-то было про "отважно погиб ты в неравном бою". Вот уж с чем не жаль было расставаться! Второе было дразнилкой для Эйрика, и единственная ценность его заключалась в том, что оно напоминало о брате. Но отдать этот пустяк ради спасения Эйрика - да что на свете может быть проще?.. Еще из своих творений Айрик смог бы назвать самостоятельно сшитые ножны для кинжала да несколько картинок - замок на горе, портрет Халльгера Великого (неудачный), некий вид страны, которая Айрику как-то раз приснилась и которую он решил наскоро запечатлеть, чтоб не забыть... Обо всех этих мелочах мальчик помнил весьма смутно, и утратить их не счел бы не то что испытанием - причиной хоть слегка огорчиться! Но у Талайсина, видно, дела обстояли иначе.
