Максим Кононенко - Танго
Как это, не имело? - не понял я.
Там, у поворота к нашему дому, помнишь тот поворот? Там везде были следы танков. Нас обложили. Саша видел эти следы, когда ходил за сигаретами, к тем, к шоферам. Мы хотели сбежать. Мы хотели сбежать сразу, но ты забрал ружье, мы почему-то считали, что без ружья нельзя и остались еще на одну ночь.
Значит они не забыли нашего триумфального исхода из Москвы, подумал я, а вслух спросил, почему же они бросили остальных? Петя ответил, что ни к чему остальные, что от них толку никакого, что хотели взять Аньку, но она спала с ирландцем, будить ее означило бы разбудить всех. А если они и живы сейчас, то им осталось совсем недолго. Все равно найдут.
Я опять стал орать на него, что они подонки, что бросили, а теперь я тоже вместе с ними свинья, хотя не хотел никого бросать, вообще не хотел никуда ехать, мне Анька только и нужна, я пойду назад, раз не на чем ехать - пойду пешком.
Ну иди, давай! - кричал Петя, - теперь уже все равно, что делать, все равно, куда идти - нас убьют, достанут и убьют, это лишь вопрос времени!
И я пошел. Повернулся и пошел через маленькое поле в лес. Я шел по этому полю, а Петя надрывался мне вслед, от говорил, что я идиот, что идти черт знает сколько, что я не найду пути, если пойду не по шоссе, а если пойду по шоссе, то мне не прожить и пятнадцати минут, потому что сейчас здесь будут солдаты, много солдат, целая толпа солдат, возможно даже полк, и все они будут хотеть только одного - убить меня. Я почти вошел в деревья, когда небо потемнело, тусклое солнце скрылось, и на все вокруг надвинулась стремительная тень большого серо-зеленого вертолета. Он вынырнул из-за вершин прямо надо мной, очень низко, и через секунду тяжелый вязкий грохот заполнил весь мир, заглушив Петины крики и автоматную очередь, которую он выпустил в топливный бак грузовика.
Я уже был в лесу и обернулся. Петя огромными прыжками мчался через поле ко мне. Земля вскипала веселыми фонтанчиками, но вертолет летел слишком быстро и пули его перелетали Петю, он успел нырнуть в зеленую зону и мы ринулись вглубь темного леса, у нас было время, пока вертолет развернется и полетит за нами. Мы бежали изо всех сил, а сзади нас на дороге красиво, как в кино горел успевший уже стать для нас родным грузовик, в кабине которого полулежал дышавший еще Саша, наша вера и опора, наша казавшаяся вечной поддержка.
Бежали почти час, пока не дошло, что бояться уже нечего, ну если не уже, то по крайней мере, пока. И перешли на шаг. И шли молча. Он - чуть спереди, я - чуть сзади, как обычно. Вертолет еще пролетал над лесом, но они не могли нас видеть. Вот такие простые вещи. Конечно, они прочешут лес. Утро, какое холодное утро, когда-то до всего этого я такими утрами мерз в пути на работу, набитый автобус, все в огромных одеждах, мешающих проходу, переполненное метро, боже, о чем я думаю, ну к чему все это, теперь я уже точно знаю, что осталось совсем недолго, надо привыкнуть к этой мысли, да я уже и привык к ней, только вот что делать то время, пока жизнь еще есть - никак не могу понять. Сажать дерево? Могу посадить, отломать веточку и посадить. Дом строить и сына растить - не успею. Человека убить? Уже убил, даже двоих. Хотя я не видел их глаз. Теперь у меня в ружье всего один большой картонный патрон, и когда они нас обложат окончательно, я не должен промахнуться. Хотя почему - нас? Я не хотел никого убивать, я бы не сделал этого никогда - инстинкт самосохранения, необходимая самооборона, даже суд за это оправдывает. Это все Петя с Сашей - убивали и убивали, они даже Аньку убили, как еще назвать то, что они ее бросили там? А я не хотел. Ну и что, что они стояли у нас на пути? Анька ведь не стояла! Она все правильно сказала - мы сволочи, каких мало. А теперь ее, наверное, уже нет. Или даже хуже - эти свиньи солдаты не убьют ее сразу, они будут измываться над ней, они замучают ее до смерти. И все из-за этих двух идиотов. Ну зачем он побежал за мной? Оставался бы там, раз уж решил убить Сашу до конца. Это, по крайней мере, было бы красиво. Я поднял глаза от падших листьев и посмотрел на Петю. Он шел, нервно грызя длинную сосновую иглу и не замечая ничего вокруг.
Под взглядами тысяч дерев. Мы с ним идем, как под конвоем - вряд ли эти деревья сочувствуют нам. Они даже не шумят - просто молча смотрят, как глупые христиане на сжигаемую красавицу. Так жалко нас. Или может, это только Петя идет под конвоем - как человек, вызвавший огонь, самое неприятное для этих деревьев. А я - их уполномоченный, суровый жандарм, у меня ружье, а Петя свой автомат бросил на поле, когда убегал. Как все таки будет обидно, когда они нас найдут, а они нас обязательно найдут - уж теперь-то, когда мы столько дерьма натворили. И что самое обидное - ведь если бы он не побежал за мной, никто из них так и не узнал бы о моем существовании, ведь все, кто меня видел уже того... Мертвы. Надо с ним разойтись, что ли? Пусть он идет себе, а я уж найду занятие. Первым делом доберусь до Аньки, господи, сделай так, чтобы я не увидел ее изнасилованного трупа, когда вернусь. Потом надо выбраться из области, вряд ли теперь в деревнях можно жить. И в Рязань. Или в Новгород. Интересно, а что на севере происходит? Хорошо бы дожить до лета, а там - в Карелию, найти брошенное лет сто назад селение и заняться натуральным хозяйством. Нарожать с Анькой детей, я хочу девочку, скажем, Машу, а если мальчик - то, скажем, Василий. А что, хорошее имя. Да, пусть будет Василий. Я буду вставать часов в пять утра, а Анька - еще раньше, она привыкнет, я уверен. На столе уже завтрак, простой и сытный, все собственных рук. И на охоту. Найду за зиму патронов к этому ружью, а не найду - лук сделаю. Буду промышлять дикую птицу. А Анька - ждать меня и возделывать огороды. Все успокоится. Надо только эту зиму продержаться, можно еще, например, в Тверской области на болотах жить - туда они вряд ли доберутся. Все будет хорошо, родная моя, этот, на небесах, - он помогает мне, мы не в самых плохих с ним отношениях. Ты знаешь, по-моему ему все равно, грешил человек или нет. Он и так поможет, ему там, видать, скучно совсем - вот он и помогает кому не попадя. И солдатам наверняка помогает, а потом сидит и смотрит - кто кого. Сам себя побеждает. Сам с собой поигрывает. Онанист. Я скоро приду к тебе, жалость моя. Может, ты и не ждешь меня совсем, но поверь, со мной не так уж и плохо. Я ведь почти все умею. А если...
Из раздумий меня выдернул очередной заход вертолета. Надо расходиться. Прости меня, друг дорогой, но у меня есть еще дела.
Я стал незаметно отставать от задумавшегося Пети, все больше и больше - он ничего не замечал. Ему сейчас все равно, куда идти. У него нет такого дела, как у меня. У него нет Аньки. А у меня она есть, пусть даже и меня у нее нет, но она у меня есть. Я даже знаю, что сделаю сейчас. У меня хорошие мозги, просто удивительно, как такая простая и красивая мысль не родилась у меня раньше. Хотя, надо сказать, какое-то время я еще сомневался, но ноги сами несли меня вперед, быстро съедая все то, что я наотставал. А может это он там придумал новую игру? Он помогает мне, чтобы я спас Аньку? Две жизни вместо трех смертей? Спасибо, господи, - произнес я благодарно и громко.
