Владимир Малов - Академия Биссектриса
Это будет рассказ о тех же самых людях - Алешке Кувшинникове, вечно что-то придумывающем, увлекающемся; постоянном отличнике Андрюше Григорьеве, авторе серьезного дополнения к учебнику физики по разделу "Оптика"; о Толике Сергееве, нескладном, невезучем и добром; о маленькой синеглазой и застенчивой Леночке Голубковой; о Кате Кадышевой; вообще обо всех наших.
И все-таки это будет совсем другой рассказ: я стану старше. А если потом, когда пройдет еще какое-то время и мне захочется написать об этом и в третий раз, это будет уже третий рассказ.
Галактионыч сказал нам однажды: с течением времени взгляды твои меняются, на одни и те же события смотришь по-разному. Сначала мне не очень-то верилось: ну как это может быть так?! А теперь я начинаю верить. Потому что прошло всего лишь полгода с того дня, когда Галактионыч в последний раз ушел из нашего класса, а я с тех пор переживал этот день не меньше ста раз, и каждый раз по-другому.
Галактионыча теперь нет. Нет больше и Установки Радости. Мы больше не вспоминаем о ней, словно ее и не было. И произошло все так быстро и неожиданно, что никто даже бы не поверил, если бы не случилось этого на самом деле.
Галактионыч заболел почти сразу же после своего дня рождения и еще несколько дней приходил в школу больным, пока врачи не настояли на своем. Он думал, что быстро поправится, и так и сказал нам на последнем уроке, который у нас проводил. А потом прозвенел звонок. Галактионыч собрал с кафедры все свои записи и книги и пошел к двери. Все последние дни настроение у него было просто великолепным, потому что теперь мы решили оставить Установку Радости в его кафедре надолго - до того времени, пока не построим другой, которой хватит на всех людей сразу. Погасла световая доска. Дверь за учителем закрылась. Тогда мы не знали, что навсегда.
А еще Галактионыч говорил: человек взрослеет не постепенно, просто в его жизни выдаются иногда такие дни, когда он сразу становится старше и не меняется до следующего такого же дня. Детство кончается в один день, и взрослым тоже становишься в течение одного дня. И все это время, пока в наш класс приходили новые учителя - по одному на каждый предмет, - а мы продолжали ждать, когда же снова мелькнет в конце коридора синий халат Галактионыча, никто из нас не знал, что такой поворотный день уже караулит нас, что он совсем близко.
И он пришел... В тот день было много событий.
Я хорошо помню утро - мы втроем с папой и мамой сидели в столовой, привычно залитой веселым солнечным светом, и родители расспрашивали меня, что нового в нашей школьной Академии Наук, как мы там одни, без Галактионыча? Завтрак оказался очень вкусным, настроение у меня было отличное, и я рассказывал родителям об очередной истории, приключившейся с Толиком Сергеевым.
Потом я вышел за порог. Пластиковые плиты были темными после ночного дождя, в щелях между ними еще не просохла вода - в ней отражались лучики солнца. Я шел в школу медленно: нарочно вышел из дома чуть раньше. И всю дорогу подставлял солнцу лицо - хотелось, чтобы оно побыстрее загорело.
У школьных ворот я встретился с Леной, взял ее портфель, и мы вместе пересекли школьный двор, болтая о каких-то пустяках. И вместе мы поднялись по лестнице в тот класс, где должен был состояться первый урок. Учитель был совсем молодым, первый год в школе, и мы замечали иногда, что он очень волнуется, и тогда изо всех сил старались показать ему, что урок очень нам интересен.
На перемене мы играли в школьном дворе в волейбол. Мяч, туго накачанный, ну просто звенел от ударов, и Алеша Кувшинников вытягивал самые безнадежные мячи, старался изо всех сил, изредка поглядывая в ту сторону (я это заметил), где среди девчонок стояла Катя Кадышева. А школьный звонок уже звал нас на следующий урок.
А потом прошло еще чуть-чуть времени, и в нормальной школьной жизни вдруг словно что-то оборвалось. Мир в глазах стал неясным, нерезким. И странно - все, что было тот день дальше, сейчас я припоминаю с трудом, словно кто-то специально стирал это с моей памяти, как со старой видеоленты. Даже не могу припомнить, как именно я все узнал.
Галактионыч умер, врачи уже не могли ему помочь. И это было так неожиданно и невозможно, что сначала я плакал и сам себе удивлялся, потому что еще не верил в невозможное. До этого, видимо, я твердо считал, что человек уже научился управлять миром так, как он хочет, и впервые на моих глазах мир оказался сильнее человека, вышел из повиновения. И еще очень долго после этого мир казался мне хрупким и ненадежным, даже сегодня еще не все вернулось на свои места.
Школа вдруг стала пустой и гулкой, словно в субботу, когда мы собирались на наши очередные незапланированные заседания. И сначала я шел куда-то вместе со всеми, потом ходил по школьным коридорам один и о чем-то все время думал, но вот о чем - тоже не могу вспомнить. И когда я снова оказался в нашем классе с надписью "Биссектриса" на двери, в нем никого не было. Лишь возле учительской кафедры, прямо на полу, сидел Алеша Кувшинников, и перед ним лежал маленький черный пластмассовый ящичек придуманная мной Установка Радости, ручка на нуле. Алеша, видно, только что вытащил Установку из ящика кафедры Галактионыча.
И я сел на пол рядом с Алешей, и мы долго молчали, глядя в разные стороны. Не хотелось ни думать, ни говорить. Из меня словно вытащили тот невидимый стержень, который каждого человека поддерживает прямо.
Алеша пошевелился.
- Я знаешь, о чем думаю?
Он замолчал, подбирая получше слова.
- Вот перед нами штука, которая запросто может нас обоих развеселить. Сейчас нам далеко до веселья. Но вот хочется ли тебе поднять сейчас настроение?..
И вот тогда я взглянул на маленький черный ящичек - ручка на нуле. А ведь правда, как все просто, поверни ручку до отказа, забудется все, не об этом ли я мечтал, когда все еще только начиналось, и когда встретил того маленького грустного негра. И вдруг я отчетливо понял - сегодня мне это даже не пришло в голову. И Алеше тоже. Может, вообще никому не пришло бы...
- Я думаю, - сказал Алеша, глядя куда-то в сторону, - когда ты встретил в Африке того паренька, не надо было придумывать, каким бы хитрым способом вернуть ему радость. Но надо было обязательно его догнать и помочь ему сразу же, помочь как-то очень просто. Люди должны помогать друг другу. Это мы знаем. А надо еще узнать, как им надо помогать в каждом случае. Может, тому негру нужно было просто сказать что-то такое, чего раньше ему никто и никогда не говорил.
Мы встали и теперь смотрели на Установку Радости сверху вниз. Над нами нависла тишина. И перед моими глазами вдруг прошли миллиарды улыбающихся человеческих лиц, промелькнули все страны и континенты мира. Я вспомнил, как часто в последнее время мы крутили наш школьный громадный глобус осматривали поле действия нашей будущей Всемирной Установки, прикидывали, в каких районах она будет особенно необходимой.
