Кир Булычев - Младенец Фрей
На этот раз я узнал Сталина лишь по усам - он был в дохе и ушанке. А следом, из второй машины, выкатился, поспешил к Сталину нарком здравоохранения Семашко. На улице им разговаривать было холодно - пар от дыхания был плотен и непрозрачен. Они нырнули в подъезд, который им пришлось открывать самим, за Сталиным вбежал еще какой-то человек, видно из охраны, а шоферы отогнали машины в сторону.
Сталин был тогда Главным секретарим партии. И все считали его другом и надежным союзником Л.
Когда они вошли в дом, я тихо вышел в коридор - меня влекло любопытство.
В коридоре было почти темно - слабенькая лампочка горела у лестницы.
Подойдя к лестнице, я мог лишь наблюдать за теми, кто выходил из покоев Л. Но нарушить приказ Анны Ильиничны и спуститься вниз я не посмел.
Пробежала Мария Ильинична с кастрюлей горячей воды, за ней одна из секретарш или служанок несла полный графин. Смысл этого действа был мне непонятен.
Из спальни вышел Сталин. Он отошел к стулу, стоявшему у дверей, сел, достал пачку папирос и закурил. В доме никто не курил и потому запах табака в одночасье отравил воздух в доме. Даже я, относившийся к табачному дыму вполне лояльно, чуть не закашлялся.
Возле Сталина остановилась Анна Ильинична.
- Иосиф Виссарионович, - предложила она, - может, желаете выпить чашку чаю? Самовар в столовой, горячий.
- Спасибо, - сказал Сталин, наклонив голову, чтобы вытолкнуть из себя это слово. - Мне не хочется чаю. Я побуду здесь.
У него были тяжелые слова. Анна Ильинична тоже это почувствовала и отступила от Сталина, словно испугалась.
А тот продолжал курить, задумчиво глядя в пол. Затем, будто почувствовав мой взгляд, он поднял голову, и я еле успел отступить назад. Я понял, что он сейчас пойдет к лестнице, чтобы проверить, кто подслушивает. Но, на мое счастье, дверь в спальню открылась, и оттуда вышел нарком Семашко.
- И как там у вас дела? - спросил Сталин. Он очень плохо говорил по-русски.
Семашко понизил голос, словно сообщал государственную тайну.
- Владимиру Ильичу дали касторку, - громко прошептал он.
- Зачем? - спросил Сталин.
- У товарища Л. не работает желудок, - сообщил нарком.
- Правильно, - сказал Сталин.
Они замолчали.
Я стоял вне поля их видимости, значит, и сам их не видел. Только мог по шагам и голосам догадываться, кто участвует в разговоре.
Скрипнула дверь. Явление следующее: те же и супруга вождя.
- Мне надо будет поговорить с Владимиром Ильичом наедине, - сказал Сталин.
- Но вы же знаете, он не владеет речью, - послышался голос Н.К.
Я знал от М.И., что у Ленина произошел со Сталиным конфликт именно из-за Н.К. И якобы он послужил толчком к обострению болезни. Сталин и Н.К. не выносили друг друга.
- Мне не нужно, чтобы он владел речью. Но в свое время он обратился ко мне с просьбой. И я, надеюсь, смогу ему теперь помочь.
- Не думаю, что Владимир Ильич нуждается сейчас в вашей помощи.
- Это решаем мы с ним, а не вы, - тихо произнес Сталин. И мне показалось, что я заглянул в его рыжие глаза.
- Хорошо, - голос Н.К. дрогнул.
Она скрылась в спальне Л. Семашко куда-то испарился.
Снова наступила тишина. Сталин откашлялся, будто рядом со мной, - так тихо было в доме. Потом приоткрылась дверь в комнату Л., и оттуда донеслись голоса. Я осмелился выглянуть и увидел, как Сталин поднялся и, не вынимая изо рта папиросу, заглядывает в приоткрытую дверь. Мне запомнилось, что у него на ногах были валенки и галоши - с галош натекло возле стула, где он сидел.
- Ну что? Что там? - спросил Сталин.
Я понял, что он говорит с наркомом.
- Прослабило, - сообщил нарком.
- Да идите вы со своими клизмами! - рассердился вдруг Сталин. - Почему эта курица не выгонит всех из комнаты?
- Сейчас, они меняют белье, - сообщил Семашко. - Вы же понимаете, Иосиф Виссарионович.
- Черт возьми, еще этого не хватало!
Поскрипывал рассохшийся паркет. Сталин быстро ходил по залу.
Потом шаги замолкли, и я услышал голос Сталина:
- Тогда пойдите к Ильичу и скажите ему в ухо, чтобы он понял, что я привез то, о чем он просил. Я привез.
- О, нет! - почему-то возразил Семашко. - Подождите немного, и вы сами ему скажете.
Послышались шаги, шуршание одежд. Я наклонился - из дверей спальни вышло несколько женщин - одна несла ночную посуду, вторая свернутые в узел простыни. Третья - пустой кувшин и таз.
В дверях стоял Дмитрий Ильич.
- Заходите, Иосиф Виссарионович, - сказал он. - И если вы не возражаете, я буду вам помогать.
Не ответив ему, Сталин вошел в комнату к Л.
Ночью, когда все в доме затихло, Сталин и Семашко умчались в Москву, а Л. уснул, Дмитрий Ильич поднялся ко мне и рассказал, как происходила последняя ветре - Л. и Сталина.
Сталин, по словам Дмитрия Ильича, был поражен, увидев, как изменился Л.
Л. с трудом понимал связную речь и уж тем более не мог отвечать, так что Дмитрию Ильичу пришлось выступить в роли переводчика. Сначала Сталин убедился, что никто их не подслушивает, затем он спросил Л., не изменил ли тот своего намерения. Того самого намерения, помочь в исполнении которого он просил Сталина еще полтора года назад.
Л. долго не мог понять, но когда понял, глядя на Дмитрия Ильича, промычал слово "убить". Или "убил".
- Вы говорите о самоубийстве? - спросил Дмитрий Ильич.
- Вот именно.
Л. показал глазами, что удивлен, а Дмитрий Ильич истолковал его вопрос так:
- Почему вы изменили свое мнение? Ведь вы были резко против самоубийства!
- Я думаю, товарищ Л., - сказал тогда Сталин, обращаясь к умирающему, что этим я выражаю вашу волю. Я ведь тоже человек и должен помогать другим людям.
- Ни я, ни мой брат, - сказал мне тогда Дмитрий Ильич, - не поверили Сталину. Я чувствовал, как брат старается сжать пальцами мою руку, лежавшую на его кисти. Я взялся истолковывать невысказанные мысли Володи. Я сказал Сталину:
- Брат просит оставить привезенное с собой.
- Почему он думает - почему вы думаете, что я привез это с собой?
- Это понятно, - сказал я.
Сталину не понравились мои слова, но он вынул из кармана и передал мне пакетик. И сказал, что это - цианистый калий.
- И тогда я увидел, что мой брат улыбается. И я понял, почему. Теперь у него есть целых три пакета с ядом. Три смерти ждут его, не говоря об обыкновенной... Сталин ушел, недовольный мной и братом. Ему казалось, что его дурачат. Но он не понимал - истолковываю ли я Володю или придумываю от своего имени, тогда как Володя - не более как бессмысленное растение.
- Но почему вдруг Сталин привез яд? - спросил я. - Значит, ему нужен мертвый Л.?
- Почти правильно, - ответил Дмитрий Ильич, не удивившись моей излишней смелости: даже в те годы рассуждать так с малознакомыми людьми не было принято.
