Альфред Бестер - Голем 100
— Ах ты, Господи, у меня просто иссякает воображение. Что, если снова позвать Люцифера?
— Не возражаю, — буркнула Ента. — Может, его хватит на то, чтобы закончить это паршивое покрывало.
— Реджина, дамы, внимание! Новости — с пылу, с жару! Мой Нудник сказал, что мы вовсе не как надо вызываем Дьявола.
— Да ну? Говори же, Нелл!
— Нудник говорит, что мы живем в двадцать втором веке, поэтому нам не годятся все эти средневековые штуки, а говорить надо на обычном языке.
— Ох, сколько труда зря! Но почему?
— Он сказал, что Люцифер нас, наверное, слышит, но когда он хочет ответить, то попадает в то время.
— Это мысль. Наверное, и демоны могут ошибаться.
— Ясное дело, ведь в них так много человеческого.
— А что он предлагает, Нелл?
— Двоичный код, как в компьютерах. Нудник нам составил программу. Вот, я ее захватила с собой:
— Да что же это! Он над нами смеется, точно.
— Нет, сударыни, это, изволите видеть, самоновейшее волшебство. Компьютер сам переводит десяти-
чные в двоичные и нолики, а уже из них образуется крест — такой зловещий, злокозненный, злопакостный, что ни один черт не устоит, если он себя уважает.
— Как ты, Реджина?
— Стоит попытаться, но и сами мы не будем сидеть, сложа руки. Возьмемся за дело как следует! Принесем кухонный компьютер, поставим его в пентакль, станем вокруг на колени и так захотим, чтобы это случилось! Изо всех сил!.. Пи-девка, неси свечи, вонизмы и компьютер!
* * *— Пречистая сила! Поглядите на эту перфоленту!
— Лучше сказать «нечистая сила», Гули.
— Но там только единички и нули.
— Ну да, это двоичный код, Мери. Хотя погляди, какой из ноликов рисунок получается!
— Ой, это нехороший крест из Соломоновой Печати! Точно как мы пытались сделать на покрывале!
— Вот именно! Мой Нудник — гений!
— И Сатана действительно явится?
— Если уж и компьютер его не вызовет, тогда ничто не поможет.
— Тихо, дамы. Мы должны молиться, а не шептаться. Прошу вас!
— Компьютер нас не слышит, Реджина.
— Но Люцифер, возможно, слышит. Предайтесь молитве, вы, ведьмы! Хотите! Взалкайте! Возжелайте свершения!
Глава 6
Когда Гретхен Нунн сказала правлению «ффф», что к Блэзу Шиме есть еще один-два вопроса, которые нужно прояснить, прежде чем соглашение может считаться выполненным, это была полуправда, естественная для женщины, уже наполовину влюбленной. Она знала, что ей необходимо с ним увидеться, но сама не до конца разобралась, зачем.
Вопрос: Может ли она все же полюбить его, несмотря на то, что она о нем знает?
Вопрос: Любит ли он ее на самом деле или просто развлекается с цветочком из Гили?
Вопрос: Рассказать ли ему правду о себе самой?
Вопрос: Рассказать ли ему правду о себе самом?
Вопрос: Закрыть соглашение с господином Стеклодувом, проявив спокойный профессионализм и послав к черту все сопутствующие личные моменты?
Ответ: Она не знала ответа.
И уж точно не знала, что, пока она готовилась нанести удар господину Хочу, ее ждала мина, небрежно подложенная Шимой.
— Твоя слепота врожденная? — тихо спросил он этой же ночью.
Она рывком приподнялась в постели:
— Что? Что такое?
— Ты меня слышала, Гретхен.
— Слепота? Какая слепота? У меня единицы в обоих глазах! Как у орла!
— Ах, значит, ты и не знаешь. Я подозревал что-то в этом роде.
— Я не понимаю тебя, Блэз.
— Ну, ты действительно слепая, — спокойно произнес он, — только никогда об этом не подозревала, потому что твой благословенный дар затмевает любое зрение — ты в высшей степени восприимчива к ощущениям других людей. Ты видишь чужими глазами. Не уверен, но, возможно, ты глухая, а слышишь тоже чужими ушами. Может быть, у тебя так и со всеми остальными чувствами. Потрясающая способность. Совершенно потрясающая. Нам надо как-то это исследовать.
— Ничего более нелепого в жизни не слыхала! — разозлилась Нунн.
— Если ты настаиваешь, я могу доказать тебе, милая.
— Давай, доказывай.
— Пошли в гостиную.
Они вышли в большую комнату, и Блэз указал ей на вазу:
— Какого цвета эта ваза?
— Жемчужно-серая, разумеется.
— Ковер. Какого он цвета?
— Темно-серого.
— А эта лампа?
— Льдисто-серая, и черный абажур.
— Q.E.D.[6] — ухмыльнулся Шима. — Как я и говорил.
— Что — как ты говорил?
— Ты видишь моими глазами.
— Ну зачем ты несешь такую чушь?
— Потому что у меня цветовая слепота. Из-за этого меня и осенило.
— Нет!
— Да.
— Блэз, если ты меня дурачишь, то я тебя...
— Не дурачу, любовь моя, это правда.
— Нет!
— Да и еще раз да, — он крепко обнял ее, стараясь унять сотрясавшую Гретхен дрожь. — Все так и есть. Ваза эта — зеленая. Ковер — янтарно-желтый с золотом, лампа — алая с темно-красным абажуром. Я сам не различаю этих цветов, но запомнил, что мне сказал декоратор.
У нее вырвался стон.
— Но почему ты так страшно испугалась, милая? Ты слепая, однако вместо зрения тебе дан гораздо более чудесный дар. Ты видишь то, что видят все люди на свете. Я тебе завидую. Поменялся бы с тобой в любую секунду.
— Этого не может быть! — разрыдаХась она. — Это так ужасно! Слепая? Калека? Урод? Нет!
— Это правда, любимая, но ты вовсе не калека.
— Я ведь вижу, когда я одна.
— Когда ты одна? А кто из нас бывает совсем один? Кто во всем этом битком набитом Коридоре?
Гретхен вырвалась из его рук, схватила платье и выбежала из пентхауза, захлебываясь истерическими рыданиями. В свой собственный Оазис она вернулась с пошатнувшимся от ужаса и отчаяния рассудком. В знакомой обстановке она немножко успокоилась и решила проверить, прав ли Шима — тогда ее постигло крушение всего. Но, может быть, Шима зачем-то пытается погубить ее? Просто потому, что она — уличный цветок и ее можно терзать для развлечения?
Гретхен отпустила всю прислугу, бросив отрывистое приказание убираться и переночевать, где хотят. Стоя в дверях, она по головам считала, когда они выходили, недоумевающие и глубоко огорченные. Она захлопнула дверь и огляделась: видела она так же хорошо, как и всегда.
— Лживый ублюдок, — гневно прошипела госпожа Нунн и принялась метаться по квартире: что же, урок получен и усвоен — личные отношения всегда подведут. Она вела себя как сущая дура. Но почему, во имя всего святого, Блэзу понадобилось Пустить ей кровь? Милосерднее было бы просто убить ее. Не пытается ли он довести ее до самоубий...
Она ударилась обо что-то с такой силой, что ее отбросило. Еле удержавшись на ногах, уставилась на ту