Михаил Белозеров - Улыбка льва
— Порой трудно что-либо предугадать, — отвечает Леонт, переводя дыхание.
Слава богу, все проходит само собой. Повторный столбняк вряд ли переживется так же легко.
Он осторожно проверяет реакцию Тамилы. Неужели она о чем-нибудь догадывается?
— Боюсь, тебе сегодня еще не раз придется удивляться, — говорит Тамила.
— Вы прекрасно выглядите, мама много о вас рассказывала, — сообщает девушка.
Ну вот видишь… — говорит Мемнон.
— Приятно слышать от существа, которое наверняка прикидывает, какой древний ее собеседник и как к нему относиться.
— Ну что вы, я вовсе так не думаю…
Он заставляет ее покраснеть. Это заметно даже сквозь загар.
— Эй, приятель… — останавливает Леонт официанта.
Девушка на мгновение отвлекается. Леонту кажется, что официант и Анастасия знакомы. Впрочем, то же самое можно сказать о половине людей в этом зале. Кастул постными глазами следит за Анастасией. Пеон уже заметно порозовел. А швейцар почему-то подмигивает Леонту второй раз.
— Это не по правилам, — наклоняется к Тамиле Леонт. — Удар ниже пояса…
— Прекрасный повод провести вечер вместе. — Она смеется.
Кажется, пляшущая игривость вот-вот выплеснется наружу.
— Я — за, но… — и он глазами делает странные знаки.
— Нет, к тебе это не имеет никакого отношения.
— А я уж было подумал…
Он с трудом осваивается.
— Увы… — В глазах у нее лишь легкое сожаление.
— Ты, как всегда, не оставляешь мне никаких шансов.
— Слишком расточительно для нас обоих…
Она вовремя успевает ретироваться за свою челку.
— И все-таки это нечестно!
— Я бы не употребляла этого слова, прошлого не вернешь.
— Ты заставляешь меня делать то, что я бы никогда не сделал…
В нем живут одни воспоминания.
— Сочувствую… и не хочу быть причиной твоего неудовольствия.
Фраза звучит совсем безнадежно.
— Но…
— Никаких "но", — обрывает его Тамила, — Тс-с-с…
К черту, Леонт устает от ожидания подножки. В груди у него все клокочет.
"Если бы я тогда… — с тоской думает он, — если бы…"
Не раскрывайся, — подсказывает Мемнон, — не способствуй созданию о себе конечной картины. "Если" для тебя давно не существует. Значительно позже почти для всех наступает предел.
Но я действительно лю…
Ну и что? Разве это имеет сейчас значение для тебя?
— О чем вы так мило шепчетесь? — Девушка поворачивается. — А… маленький заговор! — Глаза ее сияют.
Как она похожа на мать, невольно сравнивает Леонт. Но в ней больше живости и природы.
— Я спрашивал у твоей мамы, почему она так долго скрывала от меня такой бриллиант. Мне так и хочется произнести слово "дитя".
— Это правда? Да?
Непосредственность ребенка, который догадывается, что взрослые ведут беседу о нем.
— Конечно, моя девочка, если по большому счету, то — да! — Тамила едва сдерживает улыбку.
Высокая, кареглазая, она и сейчас обращает на себя внимание.
Ему приятно, что он знаком с такой женщиной. Он даже не удивлен реакцией Тамилы — кажется, она знает цену любым поступкам, какими бы сложными они ни были.
— Но я вовсе не такая маленькая!
— Нет, я не это имела в виду.
— Все взрослые строят из себя всезнаек. Берите же! — Девушка рассерженно протягивает бокал Леонту.
Руки у нее тонкие, но не излишне, а в той единственной мере, которая называется гармонией.
Официант удаляется, не спуская с них шоколадных глаз. Фигура человека, который полдня проводит на виндсерфинге.
— Говорят, вы знаменитый писатель? — спрашивает девушка.
Может быть, просто это лучший способ разобраться в самом себе, чуть не отвечает Леонт, но вовремя прикусывает язык.
— Признаюсь, я сам узнал только из газет. Слава существует где-то там, — Леонт показывает на жаркую улицу за окном, — но не здесь, — он похлопывает по груди.
Ах, как высокопарно, — тут же отзывается Мемнон.
— … в университете вас рекомендуют для свободного чтения…
Она его не слушает. Интереснее, что внутри нее самой. Колесики, шарики и десяток кукол? Правда, глаза Анастасии столь откровенны, что Леонт невольно поддается обаянию их искренности.
— Не более чем дань моде…
— Вашу прозу еще называют… — она забавно морщит лобик и что-то разглядывает на потолке, — прозой ганглиозного направления… Так ведь? Каждый из аспирантов считает за честь защититься по одному из ваших приемов…
Насколько он всегда избегает подобных разговоров, настолько сейчас откровенничает.
— Психологический роман — это когда автор имеет понятие о нечто большем, у него есть запас прочности, и он водит читателя на веревочке…
— Какой вы всезнайка! — она обрывает его, как школьница, догадывающаяся о своих чарах.
— … с некоторого момента он начинает бороться с собой, — Леонт с трудом справляется с мыслями, — потому что впадает в непростительное самообольщение насчет таких юных загорелых особ, которые почти во всем разбираются с необычайной скороспелостью, свойственной легкомысленным натурам…
— Никогда бы не подумала — вы все такие надутые.
— … но маленьким девочкам, у которых должны быть только одни мальчики на уме, совсем не обязательно это знать.
— Вот уж за кем не бегала…
Теперь и со стороны Тамилы он зарабатывает снисходительно-простительную улыбку.
Хуже всего при жизни стать бумажным классиком, — ехидно вздыхает Мемнон.
— Я была бы не против такого папочки…
У Леонта такое состояние, словно на него опрокинули ведро ледяной воды.
Не распускай нюни, — вздыхает Мемнон. — Мыслям можно выделить ровно столько места, сколько можно, но не больше.
— Ты нас явно недооцениваешь, — замечает Тамила и обнимает Леонта за плечи.
— Ничуть! — возражает Анастасия.
— Если бы я был вашим отцом, — мельком он замечает, что Тамила совершенно не намерена прийти на помощь, — я бы высек вас за такие комплименты.
— Значит, я все-таки вас расшевелила?!
— Не нахожу это очень приятным.
— Зато полезно, — вставляет фразу Тамила и загадочно трогает мочку уха.
— Кому как… — соглашается Леонт.
— Всегда интересно, как реагирует знаменитость на репортерские штучки. — Анастасия столь естественна, что у Леонта нет сил злиться.
— И она тоже? — спрашивает Леонт у Тамилы.
— Семейная традиция, — кивает она. — Пока три полосы в еженедельнике.
— Надеюсь, это не домашняя заготовка?
Конечно же, он даже знает, что она может ответить. Заарканивать чужие души — ее основная черта. Искушать под любым предлогом — любимая игра, в которой она никого не жалеет, а низводить до состояния кающегося грешника — неосознанное стремление.
