Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)
Снова щелканье — и окно закрылось, и я медленно скользнул по гладкой поверхности стекла.
Снова оказалось, что Луна находится «внизу», у меня под ногами, а Земля где-то далеко, на краю горизонта, — та самая Земля, которая всегда была внизу и для меня и для всех людей с самого начала жизни.
Так слабы были требовавшиеся от нас усилия, так легко все нам давалось благодаря невесомости, что мы не чувствовали ни малейшей потребности в подкреплении наших сил в течение шести часов (по хронометру Кавора).
Кавор осмотрел аппарат для поглощения углекислоты и воды и нашел его в удовлетворительном состоянии, благодаря, конечно, тому, что наше потребление кислорода было ничтожно. Все темы для разговоров исчерпались, нам нечего было больше делать, и мы задремали.
Разостлав наши одеяла на дне шара таким образом, чтобы укрыться как можно надежнее от лунного света, мы пожелали друг другу спокойной ночи и почти мгновенно заснули.
Так, проводя время в дремоте, разговаривая, читая, закусывая, хотя и без большого аппетита (любопытно, что во все время нашего пребывания в шаре, мы не чувствовали ни малейшей потребности в пище; сначала мы принуждали себя есть, потом перестали и постились, так что не извели и двадцатой части взятой с собой провизии; количество выдыхаемой углекислоты также было ничтожно; почему — не сумею объяснить), — но большей частью находясь в состоянии покоя, которое не было ни сном, ни бодрствованием, — мы падали сквозь пространство времени, не имевшее ни дня, ни ночи, падали бесшумно, плавно и быстро по направлению к Луне.
Глава 6
ВЫСАДКА НА ЛУНУ
Помню, как Кавор вдруг открыл разом шесть окошек и так ослепил меня светом, что я вскрикнул от боли в глазах и закричал на него. Все видимое пространство занимала Луна, — исполинский ятаган с блестящим, иззубренным темнотой лезвием, постепенно вырисовывающийся из отлива мрака берег, блестящие на солнечном свете остроконечные пики и вершины. Думаю, что читатель видел изображение или фотографии Луны, так что мне нет надобности описывать очертания лунного ландшафта, грандиозные кольцеобразные лунные цепи, более обширные, чем наши земные горы, вершины, ярко освещенные днем и отбрасывающие резко очерченные тени; серые беспорядочные равнины, кряжи, холмы, кратеры — все детали лунной поверхности, то залитые ослепительным светом, то погруженные в таинственный полумрак. Мы витали близ этого мира на расстоянии сотни миль над его хребтами и остроконечными пиками. Теперь мы могли наблюдать то, чего ни один глаз на Земле никогда не увидит. Среди белого дня резкие очертания лунных скал и оврагов, лощин и дна кратеров заволакивались туманом; белизна их освещенной поверхности разрывалась на полосы и лоскутья, суживалась и исчезала; только кое-где появлялись и ширились пятна бурого и оливкового цвета.
Недолго, однако, пришлось нам любоваться этим видом. Наступал самый опасный момент нашего путешествия. Нам приходилось спускаться к Луне, около которой мы кружились, замедлять наше движение и высматривать место для посадки.
Кавор напряженно работал. Я же бездельничал и волновался, все время попадался ему под руку. Он прыгал по шару с проворством, невозможным на Земле. Он то и дело отпирал и запирал каворитные окна, делая при этом вычисления и посматривая на свой хронометр при свете электрической лампочки. Долгое время окна оставались закрытыми, и мы безмолвно висели во мраке, кружась в пространстве.
Кавор нащупал кнопки и открыл сразу четыре окна. Я зашатался и прикрыл глаза, ослепленные непривычным сиянием Солнца, блиставшего у меня под ногами. Затем ставни снова захлопнулись, и у меня закружилась голова от внезапной темноты.
Затем Кавор зажег электричество и сказал, что надо связать наш багаж и завернуть в одеяло, чтобы избежать сотрясения при спуске шара. Мы делали это при закрытых окнах, когда наши вещи расположились в центре шара. Это была забавная работа: вообразите, если можете, двух человек, которые плавают в сферическом пространстве, упаковывая и увязывая свои пожитки. Малейшее усилие обращалось в неожиданное движение. То меня прижимало к стеклянной стенке вследствие толчка от налетевшего на меня Кавора, то я беспомощно барахтался в пустоте; звезда электрического света сияла у нас то над головой, то внизу; то ноги Кавора чуть не задевали меня по лицу, то мы сталкивались друг с другом. Наконец вещи были связаны в большой мягкий тюк, — вес, за исключением двух одеял с отверстием для головы: в них мы хотели закутаться.
Кавор открыл одно окно со стороны Луны, и мы увидели, что опускаемся к огромному центральному кратеру, окруженному крестообразно несколькими меньшими. Затем Кавор открыл наш шар со стороны ослепительного Солнца, — вероятно, он хотел воспользоваться притяжением Солнца как тормозом.
— Закройтесь одеялом! — вскричал он, отлетая в сторону.
Я не сразу понял, потом вытащил одеяло из-под ног и закутался с головой. Кавор закрыл заслонку, снова открыл одно окно и быстро его захлопнул, потом начал открывать поочередно все окна. Шар наш заколебался, и мы внутри завертелись, ударяясь о стеклянную стенку и о толстый тюк багажа или же сталкиваясь друг с другом. Снаружи какое-то белое вещество обдавало брызгами наш шар, как будто мы катились вниз по снежному откосу… через голову кувырком, удар — опять кувырком…
Сильный толчок, — я наполовину был погребен под тюком багажа… Тишина. Затем я услышал пыхтение Кавора и хлопанье стальных заслонов. Я сбросил завернутый в одеяло багаж и выбрался из-под него. Наши открытые окна блестели в темноте звездами.
Мы остались живы и лежали во мраке, в тени, отбрасываемой большим кратером, на дно которого скатился наш шар.
Мы сидели, переводя дыхание и прощупывая синяки на теле от ушибов. Ни один из нас не предвидел такого нелюбезного приема в лунном мире. Я с трудом поднялся на ноги.
— Посмотрим на лунный пейзаж, — сказал я. — Какая темнота, Кавор!
Стеклянная поверхность шара запотела, и, разговаривая, я протирал ее одеялом.
— Остается полчаса или около этого до наступления дня, — сказал Кавор. — Надо обождать.
Ничего не было видно в окружающей темноте, мы сидели, как заключенные, в стальном шаре. Протирание одеялом не помогало: стекло снова потело от сгустившегося пара и облипало волосками шерсти. Надо было прибегнуть к чему-нибудь более подходящему. Протирая стекло, я нечаянно соскользнул по влажной поверхности и ударился коленом об один из цилиндров с кислородом в тюке. Нелепое положение! После долгого странствования мы очутились на Луне, среди неведомых чудес, и могли видеть теперь тусклую мокрую стенку нашего стеклянного пузыря.
