Джон Уиндем - Золотоглазые
— Дело в том, Анжела, что мне сегодня с утра плохо.
— О, в самом деле? — спросила мачеха и слегка наклонилась над столом, чтобы отрезать кусочек хлеба. Накладывая мармелад, она добавила? — И мне тоже. Ужасно, правда?
Ферелин решила довести дело до конца:
— Дело в том, что мне плохо не просто так. Мне плохо от того, что у меня будет ребенок.
Анжела рассматривала ее несколько мгновений с нескрываемым интересом, а затем медленно кивнула:
— У меня тоже. — И она с особым тщанием намазала остальную часть хлеба.
Ферелин от удивления приоткрыла рот. К ее стыду и смущению, она почувствовала себя явно шокированной. Но… Но, а все же, почему бы и нет? Анжела была на шестнадцать лет старше ее самой, и ее состояние было так же естественно, только… Ну, как-то никто не мог подумать… В конце концов, папа был почти дедушкой по своей первой женитьбе… Кроме того, это было как-то неожиданно. Не то, чтобы Анжела стала нехорошей, нет, она была чудесной, и все ее любили, и Ферелин тоже, как старшую сестру… К этому можно было привыкнуть…
Она продолжала смотреть на Анжелу, тщетно пытаясь что-нибудь сказать, но как-то все перевернулось. Анжела не видела Ферелин. Она смотрела куда-то вдаль через окно. Ее темные глаза сияли. Их сияние росло и превратилось в две слезинки, скатившиеся по ее щекам. Ферелин все сидела, словно парализованная. Она никогда не видела Анжелу плачущей. Анжела была не таким человеком.
Мачеха наклонилась вперед и уронила голову на руки. Ферелин вскочила, словно освободившись от чего-то. Она подбежала к Анжеле, обняла ее, прижала к себе, стала гладить ее волосы, шепча какие-то слова, утешая ее.
Во время этой паузы Ферелин не могла не почувствовать неожиданность всего происходящего. Ей казалось, что они поменялись местами. Правда, сама Ферелин не собиралась рыдать на плече у Анжелы, но все было так непохоже на действительность, что Ферелин засомневалась, не спит ли она.
Очень скоро Анжела, однако, взяла себя в руки. Она стала дышать спокойно и уже искала платок.
— Извини, что я такая дурочка, но я так счастлива.
— Да, — ответила Ферелин.
— Понимаешь, — объяснила Анжела, — я не совсем верила этому сама, а вот сказала тебе, и это стало реальностью. Я всегда мечтала о ребенке. Но ничего не происходило, и я почти готова была забыть об этом. А теперь это действительно случилось, и я… я… — Анжела снова начала плакать тихо, умиротворенно.
Несколько минут спустя она окончательно успокоилась, вытерла глаза и решительно убрала платок.
— Ну хватит, — сказала она. — Я никогда не думала, что в слезах есть какой-то толк. Однако… — она посмотрела на Ферелин, — я становлюсь совсем эгоисткой. Извини, дорогая моя.
— О, все хорошо. Я рада за тебя, — сказала Ферелин великодушно. Помолчав, добавила: — Я сама не настроена плакать, просто немного испугалась.
Слова эти удивили Анжелу. Она не ожидала от Ферелин такого ответа. Она посмотрела на падчерицу, только сейчас осознав всю важность ситуации.
— Испугалась? — повторила она. — Я не думаю, что тебе надо бояться, это неприятно, конечно, но мы не будем пуританами. Во-первых, надо убедиться, что ты права.
— Я права, — сказала Ферелин мрачно. — Но я не понимаю. У тебя все совсем по-другому: ты замужем, и все такое…
Анжела не обратила на это внимания. Она продолжала:
— Ну, тогда надо дать знать Алану.
— Да, наверное, — согласилась Ферелин без всякого энтузиазма.
— Конечно, глупышка. Достаточно посмотреть на него. Естественно, я не могу быть уверена, но не удивлюсь, если он будет рад. Но, Ферелин, в чем дело?
Она замолчала, озадаченная выражением лица Ферелин.
— Ты не поняла, Анжела. Это был не Алан.
Выражение симпатии исчезло с лица Анжелы. Ее лицо стало холодным. Она собиралась встать.
— Нет! — воскликнула Ферелин в отчаянии. — Ты не поняла меня, Анжела! Это не то. Никого не было, понимаешь? Поэтому я и боюсь.
В течение этих двух недель три молодые девушки в Мидвиче исповедались викарию Либоди. Он крестил их детьми, знал их и их родителей очень хорошо. Все они были интеллигентными и не распущенными девушками. И каждая в исступлении повторяла:
— Не было никого, викарий, вот почему я и боюсь.
Когда Хариман, пекарь, случайно услышал, что его жена была у врача, он вспомнил: тело Герберта Фела было найдено в его саду. И избил жену, хотя она в слезах повторяла, что Герберт в дом не входил и вообще ей нечего делать ни с ним, ни с любым другим мужчиной.
Молодой Том Дороти вернулся домой в отпуск из восемнадцатимесячного плавания, и когда узнал, что его жена в положении, собрал вещи и ушел к матери. Но та велела ему вернуться к перепуганной женщине. И когда он не сдвинулся с места, сказала ему, что она сама, уважаемая вдова, несколько испугана и не могла бы сказать, как это случилось. Том Дороти вернулся домой и нашел свою жену лежавшей на полу в кухне и возле нее склянку из-под аспирина. Испугавшись, он побежал за доктором…
Одна же очень молодая женщина неожиданно купила велосипед и стала гонять по дорогам Мидвича с бешеной скоростью.
Две молодые женщины были найдены в обмороке в горячих ваннах. Три — неожиданно падали, споткнувшись. Несколько неожиданно пострадали от необычного желудочного отравления.
Даже мисс Огл заметили на почте поедающей странную пищу, которая состояла из копченой сельди, хлеба и маринованных артишоков.
Наконец, последовал вызов врача к Рози Платч, которая выпила содержимое бутылки с надписью «Яд». Хорошо, что в ней было совершенно не то, что ожидала бедная Рози, но все равно врачу пришлось потрудиться. Закончив, врач Уиллерс дрожал от бессильной ярости. Рози Платч было только семнадцать лет.
Безмятежное спокойствие, в котором вот уже два дня находился Зеллаби после свадьбы Ферелин и Алана, было нарушено появлением доктора Уиллерса. Доктор, все еще расстроенный недавним случаем с Рози Платч, был в таком возбужденном состоянии, что Зеллаби с трудом понимал цель его визита. Мало-помалу он, однако, сообразил, что доктор и викарий решили просить его о помощи, не совсем его, а Анжелу, и в не совсем понятном деле.
— Все пока обходится благополучно, — сказал Уиллерс, — но это вторая попытка самоубийства за неделю. В любой момент возможна еще одна, успешная. Мы должны раскрыть это дело и снять напряжение. Мы не можем позволить себе отсрочку.
— Что касается меня, то дело действительно необходимо раскрыть. О чем вы, доктор? — поинтересовался Зеллаби.
Уиллерс посмотрел на него и потер лоб.
— Извините, — сказал он меня это так закрутило, что я забыл, что вы ничего не знаете. Я о неожиданных беременностях.
