Джон Кристофер - Огненный бассейн
Остальные, насколько возможно, уничтожили следы. Когда хозяева отыщут разбитый треножник, у них не будет сомнений, что они встретились с организованным сопротивлением – это не случайное нападение, как наша стычка с треножником на пути к Белым горам, – но даже если мы объявляем войну, нам незачем было давать врагу свидетельства нашего существования. Мне хотелось похоронить Криста, но на это не было времени. На случай, если понадобится еще раз применить тот же прием, мы смыли с его тела краску и оставили. Я шел последним. Мне не хотелось, чтобы видели слезы у меня на глазах.
Телега зашла в волны по твердому песчаному дну, пока вода не достигла груди лошадей. У шхуны была мелкая осадка, и она смогла подойти к самому берегу, ящик с пленником перетащили на борт. Видя, как гладко разворачивается операция, я еще раз подивился, как тщательно все предусмотрено. Лошадей выпрягли и отвели на берег; дальше их парами и поодиночке увели на север. Остальные, мокрые и усталые, забрались на борт. Оставалось сделать еще одно: к телеге привязали канат, шхуна двинулась и потащила ее за собой. Телега скрылась под водой. Канат перерезали, и шхуна, освободившись от груза, казалось, взлетела на верхушки волн. На берегу лошади уже исчезли. Остались лишь обломки треножника. Слабый зеленоватый туман еще виднелся над разбитым полушарием. Хозяева, оставшиеся в нем, теперь, несомненно, были мертвы. По-видимому, джаммер сработал: треножник лежал разбитый и одинокий, никто не явился к нему на помощь.
Наш курс лежал на юг. Сильный встречный ветер замедлял наше продвижение и раскачивал шхуну. Все взялись за весла, и постепенно расстояние от берега увеличивалось. С отчаянной медлительностью мы обогнули мыс, борясь с начинающимся приливом.
Но теперь берег был уже далеко, обломки треножника совсем уже не видны. Нам принесли из камбуза эль, чтобы мы согрелись.
Глава 4
Немного выпивки для Руки
Когда мы вернулись в замок, Джулиус организовал быструю смену. Большинство из тех, кто принимал участие в захвате хозяина, получили различные поручения и разъехались. Три дня спустя уехал и Джулиус. Кризис миновал, осмотр и изучение пленника займут долгие недели и месяцы, и существовали еще десятки дел, которым он был должен уделить внимание. Я думал, нас с Фрицем тоже ушлют, но оказалось не так. Мы остались охранять замок. Перспектива относительной бездеятельности вызвала у меня смешанные чувства. С одной стороны, я боялся скуки, с другой – понимал, что мне не мешает отдохнуть. Позади был длинный и тяжелый год.
Приятно было также находиться в постоянном общении с Бинполом, который принадлежал к группе изучающих пленника. Мы с Фрицем теперь хорошо знали друг друга, я к нему привык, но мне не хватало изобретательного и любопытного Бинпола. Он сам не говорил этого, но я знал, что остальные ученые, гораздо старше его самого, относились к нему с большим уважением. Он никогда не проявлял никакого самодовольства и не беспокоился о своем положении. Его слишком интересовало происходящее, чтобы думать о себе.
Взамен наших многочисленных потерь мы получили приобретение, без которого я мог вполне обойтись. Это был Ульф, бывший шкипер «Эрлкенига», баржи, которая должна была доставить меня, Фрица и Бинпола по большой реке на игры. Из-за болезни Ульф должен был оставить баржу, и Джулиус назначил его командиром охраны замка. Это означало, что мы с Фрицем оказались у него в прямом подчинении.
Он хорошо помнил нас обоих и действовал в соответствии со своими воспоминаниями. Что касалось Фрица, то дело обстояло отлично. На «Эрлкениге», как и повсюду, он повиновался приказам пунктуально и без вопросов, предоставляя все остальное, за исключением своего непосредственного задания, руководителям. Нарушителями явились мы с Бинполом, вначале убедив его помощника отпустить нас на берег; потом я ввязался в ссору с горожанами и оказался в яме, а Бинпол, проявив неповиновение, пошел мне на выручку. Баржа уплыла без нас, и мы были вынуждены сами добираться до места игр.
Бинпол сейчас не подлежал юрисдикции Ульфа, и мне кажется, Ульф побаивался его как принадлежащего к мудрым людям, ученым. Мой случай был совершенно иным. Со мной не связывался ореол учености, а Ульф был моим непосредственным командиром. Тот факт, что, оставшись позади, мы все же сумели попасть на игры, что я победил и вместе с Фрицем попал в город, что я сумел вернуться назад с информацией, не смягчил Ульфа. Наоборот, еще больше ожесточил его. Удача, а ему казалось, что мне просто везет, не заменяет дисциплину; напротив, удача – враг дисциплины. Мой пример может подбить других на такие же глупые поступки. Неповиновение должно быть пресечено в корне, и он именно такой человек, который может это сделать.
Я видел его отношение ко мне, но вначале не воспринимал его серьезно. Мне казалось, что он просто негодует по поводу моего легкомысленного, я с этим согласен, поведения при нашей прежней встрече. Я решил отнестись к этому добродушно и больше не давать поводов для недовольства. Лишь постепенно я понял, что его нелюбовь ко мне имеет гораздо более глубокие корни и, что бы я ни делал, этого мне не изменить. Еще позже я понял, насколько он сложный человек: нападая на меня, он боролся с собственной слабостью и неустойчивостью, бывшими частью его характера. Я видел только, что чем послушнее, быстрее и исполнительнее я действую, тем больше издевательств и дополнительных нарядов получаю. Неудивительно, что через неделю я ненавидел его не меньше, чем своего хозяина в городе.
Его внешность и привычки не улучшали моего к нему отношения. Приземистость и бочкообразная грудная клетка, толстые губы и приплюснутый нос, густые черные волосы, видные сквозь петли его рубашки на теле, – все это вызывало во мне отвращение. Громче него никто не ел суп и жаркое. А привычка постоянно отхаркиваться и сплевывать не стала лучше от того, что теперь он плевал не на пол, а в большой красный платок, который носил за рукавом. Я не знал тогда, что красным был платок от его собственной крови и что он умирал. Впрочем, не уверен, что, знай я это, стал бы относиться к нему по-другому. Он постоянно изводил меня, и с каждым днем мне все труднее становилось сдерживаться.
Фриц очень помогал мне, успокаивая и, когда было возможно, беря на себя выполнение заданий. И Бинпол тоже. С ним я часто и подолгу разговаривал в свободное время. У меня были и другие отвлечения, сильно занимавшие мои мысли. Это был наш пленник-хозяин Руки.
Он хорошо выдержал то, что можно назвать мучительным и болезненным испытанием… Помещение, подготовленное для него, находилось в подвале замка, и мы с Фрицем посещали его там, проходя через шлюз и надевая маски. Это была довольно большая комната, высеченная в цельной скале. На основе наших докладов ученые сделали все возможное для его удобства, даже пробили в полу яму и наполнили ее теплой водой, чтобы он мог в нее погружаться. Не думаю, что, когда мы доставляли ее в ведрах, вода была так горяча, как ему хотелось, и сменяли ее не так часто, как у хозяев, постоянно смягчавших свою ящерицеподобную кожу, но это было лучше, чем ничего. То же самое относилось и к пище, которую для него производили, как и воздух, на основе образцов, которые сумел вынести из города Фриц.
