Михаил Ахманов - Первый после бога
Елизавета и Мохан наслаждались салатом с креветками, фирменным блюдом, которое на станции умел готовить лишь повар-автомат «Трески». Абигайль увлеклась дыней – резала ломтик на мелкие кусочки, подхватывала их лопаточкой и аккуратно отправляла в рот. Роксана пила апельсиновый сок – к нему тереянцы тоже были неравнодушны. Их меню состояло из плодов, произраставших на Терее в невиданном изобилии, но не всегда подходящих человеку. Они охотно ели земные фрукты, однако микроэлементный состав такого рациона все же отличался от привычного, и кое-что завозили с Тереи специально для инопланетных гостей.
Абигайль отложила лопаточку, достала платочек и вытерла рот. На ее комбинезоне был вышит кролик, а у Роксаны – цветок шиповника. Елизавета и Мохан, закончив с креветками, принялись за мороженое. Они походили сейчас на счастливую семью: отец, мать и две очаровательные большеглазые дочки. Только немые.
– Знаешь, – произнес Мохан, – сестру Питера тоже звали Лиззи. Но ты на нее не похожа, она в мать пошла, в англичанку. А вот Исабель Сольяно…
Вызвав в памяти ее портрет, он подумал, что хитроумная Жаклин Монтэ могла скопировать это изображение с Пилар. Или – далеко ходить не надо! – с Елизаветы.
– Кто такая Исабель Сольяно? – спросила Лиззи.
– Бабка Питера. – Окинув взглядом маленький зал таверны, тихий и пустой, Мохан добавил: – Испанка из знатной семьи, которую его дед-пират похитил в Картахене. Увез на Ямайку и там с ней обвенчался.
Елизавета хихикнула.
– Должно быть, она не слишком возражала?
– Может, и возражала. Но куда ей было деваться!
– Ты не понимаешь. – Елизавета энергично воткнула ложку в шарик шоколадного мороженого. – Всякая женщина мечтает о том, чтобы ее похитили. Это так романтично!
– Надо же! А я и не знал! Но если ты желаешь…
– Поздно, – со вздохом сказала Лиззи. – Мы уже супруги.
Маленькие ручки Абигайль стремительно задвигались. Тереянцы не могли различать отдельные звуки, речь людей сливалась для них в мелодию, но мимику, выражение лица, язык тела они улавливали с поразительной остротой. Они были очень общительны, что отвечало их способу межличностной связи – ведь телепатам гораздо проще беседовать друг с другом. Сейчас Абигайль хотела, чтобы с ней поговорили. Мохан не уловил всех ее жестов, но понял: она о чем-то спрашивает.
Елизавета ответила. Ее руки словно ткали паутину почти с той же быстротой, что у Абигайль, а лицо вдруг стало пластичным, и, не теряя своей прелести, менялось и менялось в непрерывном странном танце. Эти метаморфозы всегда чаровали Мохана. Пилар и его бабка Амрита, улетевшие к звездам детьми, освоили язык знаков на Терее, но Лиззи тоже владела им в совершенстве. Лиззи и ее сестра Инесса были лучшими переводчиками на станции.
Носовые клапаны Абигайль и Роксаны дернулись и мелко задрожали, что было признаком веселья. Мохан полагал, что три девицы сейчас перемывают ему косточки. В детстве Амрита учила его читать знаки, но при такой скорости обмена он едва ли мог что-то понять.
– О чем вы сплетничаете? Или это девичья тайна?
– Я рассказала им про Исабель Сольяно. На Терее нет понятий о воровстве, но существует традиция похищения девушек, созревших для брака. Как бы похищения, – уточнила Лиззи. – Абигайль говорит, что первую женщину в семейной группе обычно не похищают, она главная, а вот вторую и третью можно украсть. Советует тебе не теряться.
– Я это обдумаю, если главная жена не возражает, – сказал Мохан. – Кстати, по бабке я индиец. В нашем национальном обычае…
Дверь в «Треску» распахнулась, и ресторанчик вдруг наполнился народом. В нем было четыре столика: три – у овальной стены, расписанной морскими звездами, рыбами и каракатицами, и четвертый, где сидел Мохан, под иллюминатором-экраном, в глубине которого покачивался на волнах старинный сейнер. Вошедшие, семь или восемь человек, направились к свободным столам, сдвинули их и стали рассаживаться. Все – незнакомые и явно не из персонала станции: лица загорелые, вместо комбинезонов – светлые просторные одежды у мужчин, а темнокожая, с пухлыми губами девушка – в ярком летнем платье.
– Загорали они не под нашим марсианским солнышком, – пробормотал Мохан.
Но Елизавета его не слушала, она смотрела во все глаза на вновь прибывших – не на всех, а на старшего. Он был уже немолод, невысок и полноват; кожа еще темнее, чем у девушки, на запястье – широкий браслет, губы под длинными усами грустно поджаты. Широкое лицо, безволосый череп и эти усы делали его похожим на моржа, чем-то сильно опечаленного. Может быть, по той причине, что покинул он берег моря и пустился странствовать в небеса, где нет ни воздуха, ни света, ни привычного рокота волн.
Девушка улыбнулась, помахала рукой Елизавете и Мохану.
– Простите нас за вторжение, но доктор хочет рыбы. Что здесь можно заказать?
– Русскую уху, стейк из лососины, форель, треску в кляре или под маринадом, – перечислил Мохан. – Но я бы советовал судака по-польски. Судак тут выше всяких похвал.
– Пусть будет судак, – с отрешенным видом произнес усатый доктор. – Значит, по-польски… Вполне виртуальное событие, раз есть Польша и есть судаки.
Темнокожая девица и молодой белобрысый парень направились к повару-автомату. Остальные о чем-то беседовали, но Мохан понимал их не больше, чем тереянцев – каждое второе слово было математическим термином, неведомым ему. Доктор молчал и с унылым видом слушал своих спутников.
– Я пойду, милый, – тихо шепнула Елизавета. – Надо отвести девочек к их семейству и связаться с дедом. Ему уже наверняка сообщили, но все же…
– О чем сообщили? – спросил Мохан.
– Об этих… – Лиззи покосилась на доктора и его свиту. – О том, что они прилетели и, вероятно, завтра будут в Авалоне.
Она сделала быстрый жест рукой – приглашение, отметил Мохан – и поднялась. Обе тереянки послушно встали.
– Я с вами. Я уже освободился и могу…
– Нет, нет! – Елизавета наклонилась к нему и зашептала: – Если ты сейчас уйдешь, это будет знаком неуважения, словно бы они пришли, а мы сбежали… Посиди пять минут, съешь мороженое и тогда уходи. Если что-то спросят, отвечай. Будь с ними приветлив, дорогой. Это важные гости.
Она одарила усатого ослепительной улыбкой, обняла тереянок за хрупкие плечи и исчезла. Мохан, как было велено, стал доедать мороженое. На столах гостей уже исходил паром судак и позвякивали вилки.
– Ваши коллеги ушли, – промолвила девушка. – Может быть, переберетесь к нам?
– С удовольствием, – сказал Мохан. Его мучило любопытство.
– Я – Мадлен Жубер, секретарь доктора, а остальные – его ассистенты, – пояснила темнокожая девица. – Каспер, Иван, Панчо, Ник, Лю Чэн и Михаил.
