Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)
— Я так однажды и сделала, мы с ним, наверное, больше не встретимся. Это его ребенок в клетке. Парня звали Ло Анджей. Прекрасный мужчина. Он никогда не задумывался, куда идти. И всегда шел туда, куда я не хотела. Нет... — она помешала в кастрюле. — Я мечтаю о постоянном решительном мужчине, который бы ждал моего возвращения.
Я заиграл старый гимн «Билли Байли, вернись, пожалуйста, домой». Я выучил его с сорокапятки, когда еще был ребенком. Родинка, похоже, тоже знала его, потому что засмеялась, разрезая персики.
— Точно, — сказала она. — Билли Ла Байли. Это прозвище дал мне Ло Анджей.
Она разложила мясо по краям сковороды, а в середину положила орехи и овощи, посолила и налила немного воды.
— И далеко ты заходила? — спросил я, положив мачете на грудь и потягиваясь. Сквозь кленовые листья над нашими головами проглядывало небо.
На западе оно алело в свете заходящего солнца, а на востоке уже взлетало ночное темно-синее покрывало, расшитое звездами.
Родинка разложила фрукты на листе папоротника.
— Однажды я дошла до города. И не раз бывала под землей, исследуя пещеры.
— Ла Страшная говорила, что мне тоже надо отправиться в путешествие, потому что я иной.
Она кивнула.
— Поэтому и Ло Анджей путешествует, — сказала Родинка и закрыла сковородку крышкой. Из-под крышки начали вырываться струйки вкусно пахнущего пара. — Большинство путешественников — иные люди. Ло Анджей говорил мне, что я слишком иная, но не говорил в чем.
Увалень и Маленький Джон притихли.
Теперь Родинка посыпала сковородку корицей. Несколько крупинок попало в огонь, лижущий края сковородки, и, затрещав, они разлетелись разноцветными искрами.
— Да, — сказал я. — Ла Страшная мне тоже не объяснила, почему я иной, чем я отличаюсь от других.
— Ты не знаешь? — удивилась Родинка. Я покачал головой.
— О, но ты же можешь... — она прикусила язык. — Ла Страшная — одна из ваших старейшин?
— Да.
— Может быть, у нее есть причины не говорить тебе? Я поговорю с ней немного позже. Она очень мудрая женщина.
Я подкатился к ней.
— Если ты знаешь, то расскажи мне.
Родинка смутилась.
— Хорошо. Только что тебе говорила Ла Страшная?
— Она сказала, что мне нужно готовиться к путешествию, что я должен убить убийцу Челки.
— Челки?
— Челка тоже была иной, — я начал рассказывать ей о Челке.
Через минуту Увалень, голодно рыгнув, забарабанил по груди и пожаловался, что он зверски голоден. Похоже, Увалень ничего не понял.
Маленький Джон поднялся и пошел по берегу.
Увалень последовал за ним, проворчав:
— Позовите меня, когда все закончите. Я подразумеваю ужин.
Родинка внимательно выслушала меня и задала несколько вопросов о смерти Челки. Когда я сказал, что перед путешествием должен зайти за Ле Навозником, она кивнула:
— Хорошо, теперь я догадываюсь... Обед готов.
— Ты не объяснишь мне...
Она покачала головой.
— Ты не должен этого знать, тебе не нужно понимать всего этого. Поверь, я путешествовала гораздо больше тебя. Много иных людей погибло так же, как и Челка. Я слышала, что это происходит последние три года. Что-то ищет их и убивает. По-видимому, нам лучше уходить куда-нибудь.
Она приподняла крышку и из-под нее вылетело облако пара.
Увалень и Маленький Джон, возвращавшиеся по берегу, побежали.
— О, Элвис Пресли! — воскликнул, переводя дыхание Маленький Джон. — Какой приятный запах! — Он стоял над огнем и облизывался. Увалень энергично раздувал ноздри.
Мне еще нужно было расспросить Родинку, но я не хотел злить Маленького Джона и Увальня и решил спокойно поесть вместе с ними.
Вид окорока, овощей, фруктов и приправ, разложенных на листьях, быстро поставили точку на моих размышлениях, и я понял, что причиной моей метафизической меланхолии был голод.
Много разговоров, пищи, шуток. Мы улеглись спать прямо здесь, на папоротниках. Около полуночи, когда стало прохладно, все сбились в кучу.
За час до рассвета я проснулся.
Я высвободил голову, она покоилась под мышкой у Увальня (плешивая голова Родинки тоже приподнялась), и встал. В звездной темноте я заметил, как под головой Маленького Джона, возле моей ноги, что-то блеснуло. Это было мое мачете. Маленький Джон пристроил его вместо подушки. Я осторожно вытащил мачете из-под щеки друга и направился к клетке.
Шагая, я посматривал вверх, на ветки, по которым от силовой хижины к ограде клетки тянулась проволока. С полпути я заиграл, и кто-то стал мне подсвистывать. Я замолчал. Но насвистывать не перестали.
Глава 4
Где он был потом? В песне?
Жан Жене «Экраны»Бог сказал Аврааму:
— Убей мне сына.
Авраам сказал:
— Боже, пощади меня!
Боб Дилан «Проверьте 61 шоссе»Любовь это то, что умирает и умерев, оживает и превращается в душу новой любви... Таким образом на самом деле она бессмертна.
Пер Лагерквист «Карлик»— Ле Навозник? — позвал я. — Навозник?
— Я здесь, — донесся из темноты голос. — Это ты, Чудик?
— Ле Навозник, где ты?
— В клетке.
— О! Что это за запах?
— Беленький, — сказал Навозник. — Брат Увальня. Он умер. Я копаю ему могилу. Ты помнишь, брат Увальня...
— Помню. Я вчера видел его у изгороди. Он выглядел очень больным.
— Он не долго мучился. Входи и помоги мне копать.
— А изгородь...
— Выключена. Перелазь через нее.
— Мне не нравиться бывать там, внутри.
— Когда мы были детьми, ты ни о чем подобном не заикался, пробираясь ко мне. Иди сюда, я хочу вытащить этот камень, помоги.
— Это было, когда мы были детьми. А в детстве мы делали очень многое из того, чего ни за что в жизни не сделаем сейчас. Это твоя работа, ты и копай.
— Челка приходила и помогала мне, она мне всегда о тебе все рассказывала.
— Челка приходила... — переспросил я. — Рассказывала???
— Хорошо, некоторые из нас могли ее понимать.
— Да. Некоторые из нас могли...
Я взялся за проволоку возле столба, но перелезать не стал.
— Действительно, — сказал Навозник. — Я все время огорчаюсь, что ты не заходишь ко мне. Мы бывало веселились. И я очень рад, что Челка не забывала сюда дороги. Мы бывало...
