Влад Савин - Союз нерушимый
Что было дальше, рассказывать не буду. Только дверь запереть. Ой, а можно, ванну приму, с дороги?
И слетело с меня платье в горошек, как сорванное ураганом, в один миг.
Когда же через пару часов мы, держась за руки, спустились в ресторан, то к моей радости и удивлению, увидели там всех наших ребят, и Лючию. И были долгие посиделки с дружеской беседой… а наутро я и Лючия отправились, первым делом, в ателье! Сначала я хотела себе шляпку купить — в Москву прилетела без головного убора, вот где берет затеряла во всех событиях, не помню! Затем подумала, что платье хорошее надо все же не одно иметь, а чтобы было на смену. Лючии тоже шляпку взяли и платье заказали, с такой же юбкой-«солнце», это уже как стиль выходит не у меня одной, но у всех моих «стерв» с Севмаша. Силуэт приталенный — но ничего, до конца лета не успеет у меня фигура измениться, а к следующему лету восстановлю; по моему глубокому убеждению, после родов лишь те женщины расплываются, кто на себя рукой махнули, ну а мне с моим «фитнесом» (вот слово привязалось из иных времен) это точно не грозит, да и Лючии тоже! Ну и плащ нашей итальяночке нужен, как она хочет, такого же покроя, как на мне. Цены были коммерческие — ясно, отчего это ателье в разговоре зовут «смерть мужьям». И можно было, наверное, до Севмаша потерпеть, там бы своими силами управились, как я сама себе шила, из ткани от «мистера шимпанзе» — но в Москве, целых десять дней ходить неизвестно в чем? Да и денег у нас хватало, даже за срочность доплатить!
А вот как шляпку носить, чтобы не летала, Лючии было неизвестно, хоть и итальянка! У них оказывается, шляпки лишь богатые синьорины носят, как и туфли на каблуках. И это она меня считала за аристократку, «из бывших» — нет, отец мой мастером на Балтийском заводе был в Питере, а мама при царе в Риге горничной служила у кого-то из благородных.
— Аня, дворянство не только по крови, но и по духу бывает. Когда лишь рождается, на смену прежнему, выродившемуся. Рыцари, кто за свою честь и присягу драться и умирать готовы — как их назвать?
— Слушай, ты только кому другому это не скажи! У нас хоть давно не семнадцатый год, но совершенно не приветствуется, если произносить открыто!
Уже пять дней мы, иногда всей компанией, иногда порознь (парами, конечно — я без Михаила Петровича никуда, как и Лючия без Юрки) предаемся блаженному отдыху. Ходили в театр, в музеи (вот не была раньше в Третьяковке), один раз на футбол, а то и просто бродили по Москве, благо погода была замечательная. Я и Лючия такие нарядные (платья были готовы через два дня), а плащ ей сшили немного не такой, прорези для рук спереди добавили, можно носить и как мою «летучую мышь», и как обычную накидку. И новые шляпки были хороши — хотя, как я и боялась, улетали по-страшному, так что очень скоро мы с Лючией привыкли дружно вскидывать руку к голове, словно честь по-военному отдавая, когда задувал даже несильный ветерок. Нельзя сказать, что мы выделялись из публики — многие женщины были как мы, в развевающихся светлых платьях, набросив поверх легкие плащи или пальто, ну а из мужчин в форме, с погонами или уже без, была половина, если не большинство.
Москва строилась. Видела я фотографии с компьютера, будущих времен. И товарищ Сталин, конечно, тоже — если решил строить новые высотные здания там же, где и в том мире, еще ничего не было готово, но работа кипела. Небоскребы — хотя у нас их так не называли. А ведь там их начали в сорок седьмом — сорок восьмом, сдавали уже в середине пятидесятых! Здесь, надо думать, закончат еще при жизни Иосифа Виссарионовича — ой, что это я, товарищ Сталин тоже ведь предупрежден, о своем здоровье заботится, он тут точно в пятьдесят третьем не умрет! И Хрущев, я слышала, где-то в Средней Азии прозябает, не быть ему в правительстве в Москве. И Брежнев, насколько я его в Киеве успела узнать, вот он человек хороший, администратор, организатор — но не Вождь! И стать у руля, когда неспокойно — он никак не годится!
А Кук удрал, сволочь! Мало кому из главарей это удалось — Гасин-Лыцарь атакой на Подол командовал и погиб, Стельмащук «Рудый» там же раненый, в плен попал, Олейника и Бусела перехватили, когда они пытались на запад просочиться, один отстреливаться пытался, и был убит, второго живым взяли. До сих пор там ловят тех, кто пытается уйти по лесам — но Кук, гадина, хитрее всех оказался, у него самолет оказался спрятан, на тайной площадке, У-2, ночью и проскочил к своим! И Козака не поймали. Так что дорога на Украину мне закрыта — если ОУН приговор вынесла, то мстить будут упорно, не забудут! И не только на Украину… впрочем, в Москве сейчас, так быстро, не найдут, нет у них тут такой сети — а в Молотовске, где все наше, приезжайте, ждем, встретим! Ой, а вернусь ли я туда?
Если Пантелеймон Кондратьевич решил меня для своих поручений использовать? И где следующее будет? Нет, я за СССР всегда готова — вот только не могу я, как в песне, «дан приказ, ему на запад, ей куда-то там еще». Моего Адмирала с моря ждать, это все же другое. А тут будет, я туда, он сюда, встречи на несколько дней в году — а если, как в фильме, где этот, Штирлиц, жену увидел в кафе, один раз за двенадцать лет работы? При всем моем уважении к таким, как товарищи Стасова и Коллонтай, для меня семья, это далеко не последнее — наверное, оттого, что помню, как родители мои друг друга любили. А родится у меня сын, или дочка, уже в ноябре, ладно, отпуск положенный отгуляю, а после что, в детдом при живых родителях, ведь бабушек-дедушек ни у меня, ни у Михаила Петровича здесь нет! Может все же зря я с предложением Пономаренко согласилась? Хотя ведь всегда успею, нет, не «при муже, неработающая», но думаю, что фронт на Севмаше всегда за мной? Чтобы и на дом, на семью, хватало? А то служба, какую мне Пантелеймон Кондратьевич устроил, это только для монахов и монашек, и чтоб больше ничего! А ведь это важно, чтобы и дети наши выросли не хуже, а лучше нас! Иначе — вот запомнилась мне, как Михаил Петрович какой-то фильм пересказывал или книжку, что-то там про разбитые фонари, бандитские девяностые, банда мошенников и убийц, и атаманша у них такая же, как в Киеве меня убить пыталась, законченная мразь, и по сюжету, дочь командира атомной лодки, «но отец мной совсем не занимался, я даже не видела его почти». Чтоб мои дети так выросли — не хочу!
— Солнышко, что с тобой? — спрашивает меня Михаил Петрович (он так меня лишь наедине называет) — может, в гостиницу вернемся, приляжешь?
Я улыбаюсь. Не знаю, как изнеженные барышни, кто на первом месяце падали в обморок — я вот даже сейчас чувствую себя вполне прилично! И в прежнее платье еще влезаю хорошо. Другое меня беспокоит — но с Пономаренко разберусь сама, ведь это мой выбор?
