Роман Глушков - Угол падения
«Черта с два ты добьешься от меня признания! – подумал Доминик, глядя в сверкающие безумными искрами глаза собеседника. – Хочешь поиграть со мной в свою идиотскую игру? Что ж, давай попробуем. В свое время я с хитрозадыми дознавателями и не в такие игры играл. Посмотрим, что ты для меня приготовил».
– Да, вижу, что просто так мне от вас не отделаться… – Вместо злобной гримасы на лице Аглиотти появилась скупая примирительная улыбка. Только выражение его равнодушных полусонных глаз при этом ничуть не изменилось. И в ярости, и в спокойствии взгляд Тремито всегда сохранял одно и то же безразличное выражение. Что лишь потворствовало его репутации хладнокровного маньяка.
Воистину, сейчас в М-эфирном Чикаго встретились два уникальных в своем роде безумца, и только Господу было известно, чем в итоге завершится их встреча… Так, по крайней мере, казалось тому безумцу, который представлял для общества наибольшую опасность.
– Раз уж вам втемяшилась в голову эта болезненная идея, значит, переубеждать вас и впрямь без толку, – продолжал Тремито. – Согласен, я могу послать вас к черту и отключиться от М-эфира. Но тогда вы сочтете, что Игнасио Маранцано струсил и убежал, а я, знаете ли, очень самолюбив, чтобы давать кому-либо повод считать меня трусом! Ладно, уговорили: давайте на минуту предположим, что я – именно тот, за кого вы меня принимаете. И что дальше? Сфотографируемся на память, я подарю вам свой автограф и мы расстанемся добрыми друзьями? Или речь пойдет о более щедром вознаграждении с моей стороны?
– Любопытно: оказывается, вам не чужда ирония, синьор Аглиотти, – удивился Платт. – А я полагал, что Мичиганский Флибустьер – кровожадный мясник, начисто лишенный не только чувства юмора, но и эмоций.
– Наверняка так оно и было, – ответил Тремито. – Ведь я все же не тот давно мертвый чикагский палач, которого вы выбрали своим фетишем, а потому волен быть кем угодно: интеллектуалом, компанейским парнем, неврастеником, мизантропом… Так чего вы все-таки добиваетесь от вашего антигероя, мистер Платт? Денег? Публичного саморазоблачения? Или, может быть, раскаяния в содеянных им злодеяниях?
– Денег?! – Креатор расхохотался в лицо собеседнику откровенно снисходительным смехом. – О, только не говорите, синьор Тремито, что вы всерьез решили, будто я начну требовать от вас денежный откуп! Я что, по-вашему, похож на грязного вымогателя, живущего за счет шантажа и торговли компроматом?! Какое чудовищное заблуждение! Да знаете ли вы, каков на сегодняшний день размер моего состояния? Могу сказать это совершенно открыто, так как ни вам, ни вашим покровителям никогда до меня не добраться. После моего ухода из «Терры» я уже был достаточно богатым человеком, а когда спустя пять лет я изобрел Утиль-конвейер и организовал М-эфирный проект «Черная Дыра», мое состояние приумножилось более чем в сто раз! За двадцать лет я превратился из прозябающего, вечно голодного и безвестного поэта в преуспевающего мультимиллионера! И все потому что в один прекрасный день наткнулся на грандиозную «золотую жилу» – М-эфир. Вначале мне пришлось творить ментальные вселенные для «Терры» и это помогло мне подняться с колен. Но потом, когда спрос на мой товар упал, я открыл, что, оказывается, уничтожать миры гораздо выгоднее и к тому же требует мало затрат, если этот процесс поставлен на поток. Вы, синьор Аглиотти, не слышали обо мне только потому, что я занимаюсь никому не интересным делом и отродясь не стремился к дешевой популярности. Всю свою жизнь я стараюсь держаться в тени, и даже когда стал сказочно богат, не поддался искушению выйти в свет и не впал в роскошь… Ну разве что совсем чуть-чуть и в пределах моего квадрата…
Морган с ухмылкой повертел в руке трость с серебряным набалдашником и шутливо потрепал за лацканы свое пижонское клетчатое пальто. Потом продолжил:
– О чем вы еще сейчас упоминали? Кажется, о публичном саморазоблачении и покаянии, верно?.. И опять вы попали пальцем в небо, синьор Тремито. Ни того, ни другого мне от вас тоже не нужно. Я, конечно, плохо вас знаю, но уверен, что на первое вы никогда не пойдете, а второе с радостью принял бы священник, а я таковым, увы, не являюсь. Да и можно ли вообще принудить человека к искреннему покаянию? Мне всегда казалось, что оно – нечто вроде поэтического вдохновения: чувства, приход которого непредсказуем и наступает по воле судьбы, а не человека. А нам лишь остается решить, подчиниться ей или игнорировать ее зов, как назойливое наваждение…
– Чего же вы, в конце концов, хотите от Мичиганского Флибустьера? – не выдержал Аглиотти. Он терпеть не мог пустопорожние разговоры и всякие философско-поэтические бредни, считая первые уделом глупцов, а вторые – нытьем обиженных на жизнь неудачников, хотя Платт к таковым явно не относился.
– Всего лишь откровенности, – признался креатор, театрально разведя руками и склонив перед собеседником голову. – Сущий пустяк, если вдуматься. Особенно в сравнении с вашими беспочвенными догадками.
– Даже если это действительно так, с чего вы взяли, что Флибустьер будет с вами откровенничать? – криво усмехнулся Доминик. – Говорят, он не делал этого ни на допросах, ни в суде, потому что слыл в своем кругу человеком чести. А такие скорее откусят себе язык, чем пойдут на диалог с полицией или журналистами. Или вы решили, что вам под силу запугать Тремито теми аргументами, какие вы только что предъявили мне?
– Боже упаси! – воскликнул Морган. – Никоим образом! Да кто я такой, чтобы запугивать самого Мичиганского Флибустьера? И думать забудьте об этом, синьор Аглиотти. Считайте поставленные мной условия… э-э-э… ну, скажем, предложением взаимовыгодной сделки. Я дарую вашему М-дублю свободу и клянусь, что ни слова не скажу о вас ФБР в обмен на то, что вы познакомите меня со своим миром. Миром прожженного гангстера Доминика Аглиотти, в котором он живет практически с детства. Да, теперь я по большей части бизнесмен, нежели поэт и креатор. Но жажда открывать для себя новые грани привычной реальности во мне с годами не только не иссякла, а наоборот, стала еще сильнее. Ведь жизнь так коротка и одновременно так многогранна, что хочется волком выть от невозможности рассмотреть этот бриллиант со всех сторон. Не знаю, как вас, а меня такая перспектива повергает в жуткую депрессию.
– Кажется, я вас не понимаю, – озадаченно нахмурил брови Тремито. – А Флибустьер, могу поспорить, не понял бы и подавно. Да к тому же переломал вам все ребра за то, что вы назвали его гангстером. Мне доводилось сидеть в тюрьме, мистер Платт, и я знаю, что такие парни, как Тремито, сильно обижаются, когда кто-то в открытую называет их гангстерами, мафиози, макаронниками и другими неприятными словами.
